Мы до сих пор слышим голоса уродов, хвалящих Советский Союз. Ну что там хвалить? И, к сожалению, нынешние российские власти часто апеллируют к СССР и даже хотят его реставрации и возврата. Но чего точно не хочу я – чтобы мохеровые шарфы по плану распределялись в Душанбе, где самая низкая температура плюс 10, а пластиковые клюшки для хоккея на льду шли в Ташкент. Экономика совершенно не работала, развал системы был делом времени. Ещё и Америка нас в гонку вооружений завлекла, но даже если б не она, крах был неминуем.
В последние годы у нас шло огосударствление экономики, и сегодня гримасы социализма снова начинают вылезать. На «Газпром» повесили полэкономики вместе с футбольными и хоккейными клубами. Мы топчемся на месте, хотя Горбачёв сделал прорыв, а Ельцин дал стране ускорение. Сейчас этот вектор утерян, мы болтаемся на месте и даже возвращаемся назад.
Подчёркиваю, что я рассуждаю с экономической точки зрения. Я не политолог и не политик и не знаю, сколько надо партий в стране. Понимаю, что точно не одна. А в экономике должны работать капиталистические механизмы – лучше ничего не придумали. Посмотрите на экономический прорыв в коммунистическом Китае. Он основан на рыночных принципах, никаких социалистических подходов там нет и близко.
Летом 1988 года, перед моим поступлением в Горный институт, прошла 19-я партийная конференция, где наметились изменения в КПСС. Стало понятно, что коммунизм слаб и долго не протянет. Задул ветер перемен – с Балтики, с Финского залива, из Европы. Группа Scorpions споёт о ветре перемен только в 1990-м, а тогда на всю страну гремела группа «Кино»:
Перемен! – требуют наши сердца.
Перемен! – требуют наши глаза.
В нашем смехе и в наших слезах, и в пульсации вен:
«Перемен! Мы ждём перемен!»
Благодаря гласности стало возможным в открытую обсуждать политику – Александр Невзоров уже вёл свою острую программу «600 секунд», неимоверно популярен был фильм «Асса» Сергея Соловьёва. Всё это подпи-тывалось и музыкой: «Алиса», «Кино», «Наутилус Помпилиус», «Телевизор», «Бригада С», «Поп-механика». Я ходил к Казанскому собору, где собирались панки, видел Виктора Цоя, набивавшего зоську; на улице встречал Бориса Гребенщикова, на Невском проспекте познакомился с Сергеем Курёхиным.
В институте в первом же семестре профессор по тригонометрии рассказал нам про Анатолия Собчака – мол, есть такой человек, преподаёт в соседнем университете. Звезда Собчака только загоралась, а боролся он за самые обычные западные ценности – демократию, свободу личности, частную собственность.
В конце 1980-х у нас была вера, что всё поменяется и именно мы этого добьёмся. Недаром главными революционерами считаются студенты. И весной 1989 года случилось чудо: мы избрали Анатолия Александровича Собчака народным депутатом СССР от 47-го Василеостровского округа Ленинграда. Я счастлив, что в той победе был и мой голос. Собчак не смог победить в первом туре, хотя набрал больше всех голосов. Зато во втором туре выиграл без вопросов. Один из пунктов для голосования был у нас в общежитии, в доме №5 на Шкиперском протоке.
О крещении
В декабре 1988 года я пошёл креститься в Никольскую церковь. Батюшка спросил:
– Ты знаешь «Отче наш»?
– Нет.
– Тогда я тебя не могу крестить, иди учи.
Молитву я выучил в самолёте, когда в очередной раз летел в Сибирь. До сих пор помню:
«Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Аминь».
И 25 декабря 1988 года, в день рождения, батюшка меня покрестил.
Я влюбился в Петербург. Васильевский остров, автобусы с иностранцами, импортные товары, цветные огни, широкие проспекты, пароходы – фантастика для провинциального парня, особенно после того, как он чуть не стал советским прапорщиком. И я просто сошёл с ума. Меня поражало величие здания Горного института, статуи при входе, огромное крыльцо, ведущее к Неве, соседство с Балтийским заводом, где стоял на реконструкции знаменитый ледокол «Ленин». Такое я видел только по телевизору. Своё состояние по приезде в Ленинград я назову эйфорией, я всё время был как будто «под кайфом».
С тех пор у меня с этим городом свои, специальные отношения. Именно в этом красивом, великом городе я взрослел, формировался как человек и как бизнесмен. Я, к сожалению, не коренной ленинградец, но, наверное, в большей степени патриот, чем многие, родившиеся в городе. Конечно, я считаю себя сибиряком, но после 13 счастливых лет в Питере я теперь и самый настоящий петербуржец.
Здесь я учился в институте, познакомился с будущей женой и создал почти все свои бизнесы. Ничего подобного мне не дал ни один другой город на свете.
Поэтому процитирую Иосифа Бродского:
Ни страны, ни погоста
Не хочу выбирать.
На Васильевский остров
Я приду умирать.
Глава 8 Горный торговый институт
Ленинградский горный институт – старейший технический вуз России и фактически основоположник мировой горной науки. Поэтому в конце 1980-х годов в нём учились студенты не только из социалистического лагеря, но даже американцы и немцы из Западной Германии. В основном же, конечно, приезжали люди из стран «третьего мира» – Азии и Африки.
Возвращаясь с каникул, они везли с собой товары. Многие летели транзитом через Берлин, а студенты из бывших французских колоний (Алжир, Буркина-Фасо, Берег Слоновой Кости) – через Париж. Все они пытались подзаработать: приезжали сюда с джинсами, парфюмерией, кассетами, а после сессии увозили с собой валюту – доллары, марки или франки.
Иностранцы плохо умели, а может быть, просто боялись торговать на улицах и поэтому продавали товар русским спекулянтам. Таким, как я. «Выйдя на улицу», я стал получать в полтора-два раза больше. На эти «два процента» и жил. Правда, деньги у меня долго не задерживались – мы в общаге любили покутить.
Я быстро понял, что в Сибири можно продавать дефицитный товар ЕЩЁ ВДВОЕ дороже. Например, косметические наборы в Ленинграде я мог продать по 25 рублей, а в Ленинске-Кузнецком они стоили 50. Для помады вилка цен составляла 15-25 рублей. Естественно, по возможности я старался продавать в Сибири.
Косметические наборы в Ленинграде стоили 25 рублей, а в Сибири – вдвое дороже
В Ленинске приходил на обувную фабрику или камвольно-суконный комбинат, где работали женщины. Поскольку через проходную не пускали, залезал в окно. Работницы уже знали, что есть такой Олег из Ленинграда и он привозит дефицитные импортные вещи. Мне даже удавалось продавать дороже, чем на местном рынке, потому что женщинам было прикольно купить прямо в цехе – вот вам значение сервиса в бизнесе!
(Те уроки я помню до сих пор, в частности, депозитная программа, запущенная банком «Тинькофф Кредитные Системы» в 2010 году, основана на том же принципе: представитель банка САМ приезжает к клиенту для оформления вклада.)
Эдуард Созинов, школьный друг Олега Тинькова:
Приезжая в Ленинск-Кузнецкий, Олег всё время что-то привозил на продажу, подрабатывал таким нехитрым способом. Раньше это называлось спекуляцией, а теперь бизнесом. Хотя я считал и тогда, что это вполне нормальное занятие. Привозил под заказ джинсы, куртки – конечно, в небольшом количестве. Но в основном косметику: женщины падки на такие вещи, а в магазинах ничего не было. Помада и духи «на ура» расходились, так как стоили недорого. А вот джинсы не каждый мог себе позволить…
Временами, правда, товар оказывался полным фуфлом. Как-то я закупал у цыган на Староневском проспекте помаду с блёстками и однажды увидел, как они её делают. Цыгане брали блестящие обёртки от шоколадок, мелко их нарезали и добавляли в помаду.
Помимо иностранцев я брал товар у студента Горного института Игоря Спиридонова, приехавшего из Прокопьевска Кемеровской области. Гоша торговал мелким оптом: если косметические наборы, то целая коробка; если помада, то блоки по 100 штук; если видеокассеты VHS, то упаковка. За наличные я взял первую партию товара и реализовал в Сибири. Через неделю купил ещё, а потом Гоша по-землячески предложил брать побольше товара, а деньги отдавать после продажи. То есть я зарабатывал на разнице, не вкладывая ни копейки.
Одно время летал три-четыре раза в месяц. Набивал пару сумок, покупал билет на самолёт в Кемерово за 60 рублей и продавал товар в Сибири в разы дороже, чем в Питере. Конечно, летал не только ради бизнеса, но и чтобы встретиться с друзьями – Эдиком Созиновым, Лёхой Смирновым, Женькой Бреховым, Лёхой Прилепским. Последних двух я даже сагитировал податься в Питер.
Игорь Спиридонов, коммерческий партнёр Олега Тинькова в студенческие годы:
Я жил в общежитии на Малом проспекте, а Олег на Шкиперке. У Олега были хорошие связи для продажи товара в Сибири, а я знал, где купить дешёвый товар в Питере. Это был самый ранний этап спекуляции – одежда и парфюмерные наборы. Потом уже стали спекулировать валютой и техникой и зарабатывать «по-взрослому».
Первый раз Олег пришёл ко мне в общагу на Малом проспекте, сказал, что сам из Ленинске-Кузнецкого (то есть мы почти земляки; я родом из Прокопьевска Кемеровской области), слышал про меня и хочет закупить товара. Уже через неделю он пришёл снова и сказал, что всё продал. «Хорошие у него темпы», – подумал я. В основном Олег закупал косметические наборы, видеокассеты VHS, помаду. Потом мы с ним по-землячески договорились, чтоб он брал побольше товара для торговли в Сибири, а часть денег отдавал по возвращении.
Потом стал делать и «обратный» бизнес. В Ленинске-Кузнецком югославы строили больницу. Строители жили в так называемом «югославском городке», в вагончиках. Они привозили немецкие марки, а на иностранную валюту в советских магазинах ни водки, ни угощений для девочек не купишь. Поскольку сибирякам валюта не нужна, я покупал её у югославов по баснословно низкой цене и загонял спекулянтам на Васильевском острове. Если не ошибаюсь, покупал по пять рублей, а продавал по девять. Вот такой советский Forex!
В Горном институте в основном учились ребята из регионов, где есть добывающая промышленность. Много было студентов из Кузбасса, Донбасса (Донецк, Червоноград, Шахты), Воркуты и Ухты. Попадались ребята из Сланцев и Якутии, где добывают алмазы. Я старался держаться ребят из Кемеровской области, так как привык доверять землякам. Считал, что они более надёжные и понятные люди.
Но это чуть не вышло мне боком. Виталик из Кемерово, старше меня лет на пять, втянул меня в довольно мутные дела, связанные с торговлей золотом. И я перешёл несколько границ. Стыдно вспоминать, но дошло до того, что я участвовал в натуральном воровстве. Слава Богу, мне хватило сил и ума, чтобы отойти от этих людей. Господь отвёл. Меня хотели отчислить из института, я потерял многое и прежде всего – своё реноме в общежитии. Но главное – я отошёл от этой компании.
К чему я это пишу? Все мы не идеальны. Молодые ребята, приезжая в другой город, будут попадать в дурные компании. Надо стараться этого избежать, но, если уж попал, имей силу уйти. Теперь я никогда не осуждаю оступившихся. Помните, даже Буратино попал в дурную компанию, но он проявил характер и бросил её. А в той истории я был как Буратино, мне просто запудрили мозги красивой жизнью: рестораны, дискотеки, кабаре… Всё это очень влекло, ведь до Питера я и в ресторанах, по сути, не был.
Так или иначе—я решил НИКОГДА не заниматься криминалом. И хотя статью, предусматривающую ответственность за спекуляции, из Уголовного кодекса убрали только в 1991 году, времена, когда реально могли за это посадить, уже закончились. Конечно, нужно было быть аккуратнее, но жажда хорошей жизни сильнее страхов. Не спекулировать я уже не мог.
Каждый день спекулянты собирались в Горном институте на большой перемене, после второй пары, в широком квадратном коридоре, который называли пятаком. На территорию института пропускали без документов, и даже спекулянты с «Апрашки» (Апраксин двор) и «Галёры» (Гостиный двор) приезжали к нам за товаром. На пятаке шла активная коммерческая деятельность – продавали одежду и технику, меняли валюту. Торговля эволюционировала. Поначалу спросом пользовались одежда, парфюмерия, затем – аппаратура. Года два на пике продаж находились двухкассетные магнитофоны – мы их называли «мыльницами».
Спекулянты Горного института были широко известны . Хотя рядом на Васильевском острове находится большой Ленинградский госуниверситет, наши его «забивали». По сути, общаги всего города были под контролем людей из Горного. Некоторые студенты приезжали на «семёрках», «девятках» – продукция ВАЗа тогда была в почёте. Представляете, студенты со стипендией в 50 рублей ездят на новых машинах, которые на «чёрном рынке» стоили 20-25 тысяч рублей!
Оглядываясь назад, могу сказать, что в Горном институте шло становление коммерции Петербурга. В городе сейчас полно бизнесменов, учившихся в Горном, и, думаю, все они периодически мысленно возвращаются к этой большой перемене, к пятаку, где все мы выросли. Среди них есть и люди, сумевшие войти в высшую бизнес-лигу, например, основатель торговых сетей «Лента» и «Норма» Олег Жеребцов. Он приехал учиться в Горный институт из кабардино-балкарского города Тырныауз, и мы познакомились сразу после заселения в общежитие – вместе пришли стирать носки. Олегу я очень благодарен, так как он посоветовал использовать для продаж советскую систему облснабов, но об этом позже.
Студенты зарабатывали, как могли. Днём покупал водку в магазине по 10 рублей, а продавал её ночью в общежитии по 20. Некоторые считали это скотством, но у меня другое мнение. Если не пошли днём в магазин купить водку, значит, пусть переплачивают ночью. За всё надо платить, в том числе за неожиданное желание выпить. Студенты ругались, но водку покупали. Одному студенту родители прислали видеомагнитофон, и он собирал с других по рублю за просмотр фильма в своей комнате. Всё правильно и честно: видеомагнитофон был активом, который должен приносить доход. И мы в общаге не спали всю ночь, смотря фильмы с Сильвестром Сталлоне, Брюсом Ли и Арнольдом Шварценеггером. Боевики тогда казались нам киношедеврами.
* * *
Мне нравился Питер, но я очень скучал по друзьям из Ленинска. И зимой, после первой сессии, чуть не совершил роковую ошибку. В Советском Союзе работала система переводов между институтами: можно поступить в вуз попроще, а потом перейти в более престижный. Зимой 1989 года я приехал переводиться в кемеровский КузПИ – Кузбасский политехнический институт. Он, как и Ленинградский горный институт, тоже готовил людей для шахт.
Девушка в отделе переводов посмотрела на меня как на умалишённого:
– Ты что, дурак?
– А в чём, собственно, дело?
– У нас 50 человек стоят в очереди, чтобы из Кемерово переехать в Ленинград. Ты чего делаешь, парень? Ерундой не занимайся!
Она меня переубедила, и я забрал уже поданные документы на перевод. Этот случай тоже считаю провидением – сотрудница института могла бы молча оформить бумаги, и работал я бы сейчас в Ленинске каким-нибудь инженером на шахте!
Один из первых моих дольщиков Олег Коростелёв, его жена Вера, Рина и я в ресторане «Морской»
Глава 9 Бандитские истории
В Ленинске-Кузнецком я видел настоящих блатных, настоящих бандитов. Приехав же в Ленинград, я столкнулся со спортсменами, называвшими себя бандитами. Они приезжали из Тамбова, Казани, Воркуты и, поскольку ничего больше не умели, начинали «бандитствовать». Группировки формировались по земляческому принципу, и Питер отличался от других городов малым числом южных землячеств. Чеченцы, дагестанцы играли небольшую роль здесь, главные позиции занимали славянские группировки, в которых преобладали бывшие спортсмены, а не «настоящие» бандиты.
Не сталкиваться с бандитами, занимаясь бизнесом в Питере в конце 1980-х, было невозможно. Впервые это произошло, когда мне в гостинице «Прибалтийской» удалось за 50 долларов – немыслимые по тем временам деньги – продать иностранцам банку чёрной икры. Я держал в руках такую купюру в первый раз в жизни и чуть с ума не сошёл. На мою беду, местные бандиты увидели, что я торговал, и решили «поставить на деньги». Пришлось убегать через кухню ресторана мимо сковородок с готовящейся едой. Точно так, как показывают в фильмах про мафию.
Горный институт попал «под крышу» воркутинских – здоровых агрессивных ребят, качавшихся в клубах. Нельзя сказать, что они представляли собой толковую структуру, скорее – биомассу. Они облагали данью проституток на Васильевском острове, валютчиков, мажоров, торговавших матрёшками. Ничего серьёзного – тупой рэкет. Сейчас я понимаю, что бандитам доставались небольшие деньги, но тогда они казались супербогатыми людьми: ездили на девятках и ходили по ресторанам.
Первое моё столкновение с воркутинскими произошло на первом курсе института. Вместе с нашим комсоргом Витей Черкашиным мы возвращались из пивного бара напротив Казанского собора. Пьяненькие, мы зашли в общагу, а там в очередной раз куражились воркутинские. Их боксёр Игорь приставал к людям, а рядом веселилась наблюдавшая за этим кодла вор-кутинских. Идём мы с Витей по коридору, а они – навстречу. Тут я понял: будут бить и, возможно, ногами. Прижмёшься к стенке – наедут, пойдёшь прямо на них – тоже наедут. Наедут в любом случае. Когда мы подошли, боксёр встал в стойку и говорит: «Ну что, Тинёк?» – с явным желанием поглумиться.
Что делать? Пиво и безвыходность ситуации придали мне смелости, отступать было некуда. Я вспомнил, что уже полгода занимаюсь боксом в секции Горного института, и отработали мы только один удар – прямой правой. Недолго думая, я встал в позицию и исполнил этот удар. Попал удачно для себя и неудачно для Игоря – в челюсть. Боксёры знают, что это самый неприятный удар – человек сразу падает. Теперь, думаю, всё – убьют. Но дружки, стоявшие рядом, вопреки моим ожиданиям, ввязываться не стали. Никто не хотел лечь вторым, они просто обосрались! Я крикнул что-то вроде: «Так будет с каждым!» – и ретировался.
Понимая, что мне конец, я через пять минут выбежал из общаги, поймал машину и уехал ночевать к своей очередной девушке, которая училась на экономическом факультете и жила на Большой Морской улице. На следующий день после занятий пришёл к себе. Сижу. Жду. Знаю, что придут. Заходит парламентарий: «Олег, поговорить бы надо». Я взял складной ножик, которым мы с Андрюхой Павловым резали картошку. По дороге в кармане его раскрыл. Сто процентов – при необходимости я бы пустил нож в ход. Но, слава Богу, не пришлось. Игорь, ещё до конца не отошедший от удара, начал наезжать: «Ну, чего будем делать? Ты первый ударил, это не по понятиям». И пошёл левый базар. Они поняли, что не на того нарвались, и пытались мягко съехать с темы, сохранив лицо. В общем, мы помирились. Позже, когда встречались в коридоре, этот парень инстинктивно отходил от меня подальше. Вот что значит один хороший удар! Мой совет – всегда лучше бить первым. Это «по понятиям». В противном случае первым ударят вас.
Эдуард Созинов, школьный друг Олега Тинькова:
Городские драки в Ленинске-Кузнецком прекратились вскоре после того, как мы демобилизовались из армии в 1988 году. Потому что стали распространяться наркотики. Все в одночасье объединились, стали друзьями и братьями. Сначала в ходу были в основном анаша и марихуана, потом героин. В начале 1990-х этот бич захлестнул город, много наших ровесников умерло. Молодежь практически поголовно употребляла, никто этого не избежал. Все, по крайней мере, попробовали. Не знаю, как в Москве и Питере, но думаю, по всей стране наркомания и сейчас процветает.
В то ужасное и мрачное время Олег даже опасался приезжать: повсеместно царили наркомания и бессмысленные убийства. В течение нескольких лет постоянно кого-то расстреливали и хоронили.
Олег осторожничал. Просил, чтобы о его приезде особо не распространялись. Однажды прошла информация, что его ищут. Чуть ли не убить хотят. Пацаны-то прознали, что он при деньгах. Вот и хотели забрать все, что можно. Думаю, изначально стояла задача поймать, «поставить на деньги» и посмотреть, как человек себя поведет, можно ли доить дальше.
Олег говорил, что в Питере с блатными можно разговаривать человеческим языком, а с местными – бесполезно. Он и не пытался. А приезжать-то приходилось частенько, так как он делал дела в Ленинске. И родителей нужно было навещать. Он старался у них не ночевать в целях безопасности, мы каждый раз находили ему квартиру.
Однажды, сразу после путча 1991 года, Олег привёз на продажу большую партию вина и водки и что-то из одежды, кажется, юбки джинсовые. Забили товаром всё городское бомбоубежище. Но произошла кража, очень много вынесли. Олег даже обращался в милицию, но так никого и не нашли. Хорошо, что мы успели с Женькой Бреховым накануне часть водки и вина развезти по магазинам.
Моя рожа стала везде мелькать, а слава обо мне – расползаться. В один прекрасный день на большой перемене подошли крепкие люди в чёрных кожаных куртках из числа воркутинских: « Выйдем. Поговорить надо».
Мы вышли на лестницу у кафедры химии.
– Ты здесь торгуешь…
– Да, зарабатывать пытаюсь.
– Будешь нам теперь платить. Братву кормить надо.
– А я-то при чём?
– Слышь, ты! Хочешь больших проблем?
Я, конечно, к такому ходу событий заранее подготовился:
– Мне по фигу, кого вам надо кормить, у меня есть папа, мама и брат, я только им должен и никому больше. Если на меня ещё раз наедете, напишу заявление в милицию.
– Слышь, ты что, бля?! Это не по понятиям!
– Меня не интересуют твои понятия. У меня – свои.
– Ну ладно, чего с этим мусором разговаривать… – они попугали меня и ушли.
Естественно, они больше не появлялись, и я продолжал работать.
С того времени я понял, что глупых «полевых» бандитов можно напугать, а крупных надо использовать, например занимать у них деньги. Они богатые и голова на плечах есть. Потом я занимал деньги у организаций, про которые чётко понимал, что они контролируются людьми, чьи имена часто упоминают в криминальной хронике. У них я брал кредиты вместо банков под вполне разумный процент. Мне какая разница, где занимать? У них капитал, а мне не хватало денег для разных проектов. А кто будет трогать человека, который тебе должен? Никто. Они думали, что используют меня, а я считал, что использую их. В живых из тех людей уже мало кто остался, но кое-кого в Питере, бывает, вижу. Теперь они понимают, кто кого использовал: я-то платил им фиксированный процент, а зарабатывал с помощью их денег намного больше.
В 1990-х бандиты любили схему под названием «вырастить кабанчика». Предпринимателю давали денег, получали долю в бизнесе, и, когда компания раскручивалась, владельца «выдавливали». Или убивали. На бизнес в доле с бандитами я никогда не шёл, это всегда плохо заканчивалось.
Тогда надо было постоянно думать о личной безопасности, и я выстраивал схемы её обеспечения. Думать, думать, думать! Каждый шаг мог стать роковым. Сейчас я использую свои ноу-хау, отработанные в бандитском Петербурге. Одно из таких ноу-хау: я никогда не стесняюсь написать заявление в прокуратуру. Если кто будет наезжать, тут же напишу во все инстанции, начиная с президента. Я честно зарабатываю деньги, так что пусть наезжают на торговцев наркотиками, на тех, кто не платит налоги или возит контрабанду. Вор у вора крадёт – это их проблемы. Мой совет начинающим предпринимателям: не стесняйтесь придавать огласке свои проблемы.
Вымогатели будут, пока бизнесменам есть что скрывать. Пока, к сожалению, далеко не все соблюдают законы. Многие хотят обогатиться за полгода, купить яхту, самолёт и улететь в Монако, поэтому не платят налоги и пошлины, дают взятки. Этим и пользуются вымогатели.
Моя ситуация другая. Я уже 20 лет впахиваю и ничего сверхъестественного лично для себя не приобрёл. По сравнению с обычным человеком я очень богат, это факт, но, с точки зрения самых богатых людей, я нищий. Я не привык к быстрым деньгам и не хочу ради них нарушать законы или идти на сделки с собственной совестью. Поэтому не допущу, чтобы меня кто-то ущемлял, это несправедливо, и я буду защищаться всеми доступными методами. Пусть прессуют тех, кто ворует из бюджета или у других людей. В конце концов, я из Петербурга, и многие мои товарищи сейчас высоко. Меня уважают и всегда помогут в случае проблем. Тут многие воскликнут: «У нас-то нету влиятельных питерских друзей!» Ребята, надо думать головой и вести бизнес так, чтобы на вас не наезжали.
Опять же, я никогда не занимался бизнесом, где есть сверхприбыль, интересующая бандитов. Многих моих знакомых и друзей убили – и даже непонятно, за что, – но вокруг меня пули не свистели даже в те суровые и тупые времена, когда цена человеческой жизни просто свелась к нулю.
Впрочем, один случай с пулями всё же был, но с бизнесом он не связан. 25 декабря 1992 года я отмечал день рождения в гостинице «Прибалтийская». После ужина я пригласил всех гостей – человек восемь-десять – на дискотеку «Эльдорадо» в гостинице «Карелия». Вотчина тамбовской группировки. Рядом за двумя столами сидели бандиты и косились в нашу сторону. Ночью девушки с дискотеки разбежались, и остались только наши жёны. И тут один из бандитов – блатной маленького роста в кепке – подходит к Рине, протягивает руку и говорит: «Па-а-шли па-а-танцуем». Я беру кепочку, натягиваю ему на морду и посылаю на три известные буквы русского алфавита. Он меня ударил первым, я ответил, тут началась драка: нас пятеро, а их человек двадцать. Драку милиционеры прекратили, бандиты вышли на улицу, сели в машины и стали дожидаться нас. Менты, работавшие в «Карелии», зависели от этих бандитов, возможно, те им приплачивали. И менты прямым текстом нам говорили: «Ребята, вам пиздец, никаких шансов нет. Вызывайте свою «крышу», иначе вас просто убьют».
До ментов доходит как до жирафа: через полчаса они сообразили, что если нас убьют, то им тоже несдобровать, и предложили ехать в отделение милиции. К выходу из дискотеки задом подогнали милицейский «бобик», и мы по очереди стали забегать в него. Увидев, что обидчики сматываются, бандиты с пистолетами повыскакивали из своих BMW.
Менты стали палить в воздух: «Всем по машинам!» Когда «бобик» тронулся, бандитские машины поехали за ним, прямо до отделения милиции. Ужас! Триллер! В отделении менты нас посадили в клетку и сказали: «Сидите до утра и звоните «крыше», чтобы вас забрали». Я очень ценю свободу, но в тот раз был искренне рад провести ночь за решёткой. К утру бандитов уже не было, мы разъехались по домам и в следующие пару недель старались на улицу без лишней надобности не выходить.
Глава 10 Девушка из Эстонии
В общежитии Горного института на Наличной улице жили студенты разных факультетов. В апреле 1989 года там проходила дискотека, где я встретил классную девчонку Иру. Мы потанцевали, и я влюбился. Всегда стараюсь довести дело до логического завершения, но в тот раз не удалось. В разгар вечера Ира исчезла: видимо, поднялась к себе. Мои поиски не привели к результату.
На следующий день я шёл мимо кафедры математики и увидел её.
– Ира, привет! – подскочил я.
– Я не Ира, а Рина.
Так, благодаря мимолетной встрече с девушкой Ирой, я познакомился с будущей женой. Правда, официально поженились мы только через 20 лет, но об этом позже. Да и встретились во второй раз мы только через два месяца, в июне. Я зашёл в гастроном на углу Гаванской улицы и Шкиперского протока купить колбасы. Смотрю – в очереди стоит та самая девушка с кафедры математики. Рина.
Рина приехала учиться в Горный институт из Эстонии, а это была уже почти заграница
Я угостил её берёзовым соком за 11 копеек, а она имела неосторожность назвать номер своей комнаты. В ближайшую субботу мы с другом Эдиком, приехавшим в Ленинград из Воркуты, взяли бутылку вина и пошли в гости на Наличную. Рина жила с двумя подругами, так что мы с Эдиком попали в настоящую «малину».
На Малом проспекте Васильевского острова только открыли гостиницу «Гавань». Туда вскоре я пригласил Рину. Три рубля мы платили за вход в гостиницу, так как она входила в систему «Интуриста» и формально не предназначалась для советских граждан. Надо было подойти к стеклянной двери и показать швейцару ладонь с купюрой, после чего он открывал дверь, незаметно забирал деньги и пропускал в отель. В баре на последнем этаже заправлял Альберт, предприимчивый мужчина в очках. Официально пиво стоило 55 копеек, но все платили по рублю. Тем, кто просил сдачу, Альберт в следующий раз невозмутимо сообщал: «Пива нет». Весь визит в «Гавань», включая входную плату, пиво и хрустящую курицу-гриль за три рубля, на двоих обходился в 10 рублей, что соответствовало пятой части моей месячной стипендии.
В тот раз я сильно напоил Рину и привёл к себе в общагу. Она, конечно, сразу мне отдалась – мало кто тогда мог устроить девушке такой вечер. Мораль проста: без денег с женщинами – никак. Я, конечно, шучу. Рина не меркантильна. Я её водил в кооперативные рестораны несколько раз, но потом деньги закончились. И тогда водить меня в рестораны начала Рина! Деньги у неё были, по моей версии, потому что она из небедной эстонской семьи, по её – благодаря экономному расходованию стипендии. Как бы там ни было, но ситуация, когда девушка за меня платит, была неприемлема. Мне стало стыдно, и я понял: пора зарабатывать НАСТОЯЩИЕ деньги! И я с удвоенной энергией стал заниматься своими спекулянтскими делами. Мотив был простой: хотелось водить красивую девушку по ресторанам. Я стал перевозить большие, чем раньше, партии товара.
Быстро разбогатеть, однако, не удавалось, я всё так же жил в общежитии, Рина переехала ко мне. Мы жили втроём с Андрюхой Павловым из Кингисеппа. Времена наступили голодные. Андрюхе мама раз в месяц привозила мешок картошки. Ею мы и питались – до сих пор не могу на картошку смотреть.
Однажды я отошёл из кухни за солью, и, когда вернулся, сковороды с картошкой уже не обнаружил. Неписаное правило гласило: когда жаришь картошку, в последние пять минут отходить от неё нельзя – украдут, а потом пустую сковородку подкинут на кухню. У людей даже суп пропадал, и искать было бесполезно: только на нашем этаже жило 150 студентов.
В комнатах были клопы, мы их травили, но пропадали они ненадолго. Спасались тем, что отодвигали кровати от стен в середину комнаты, но они все равно ползли на потолок, падали оттуда и кусались. Все эти бытовые неприятности вдохновляли меня к свершениям, тем более я видел, как удачливые спекулянты снимали или покупали себе квартиры, ездили на собственных машинах и постоянно ходили по ресторанам.
После первого курса в обычном магазине мне удалось по государственной цене купить несколько банок красной икры. Я сел в электричку на Финляндском вокзале до Репино, дошёл до музея-усадьбы «Пенаты», куда подъезжали автобусы с финскими туристами, и с помощью нехитрого выражения «сата марка» (сто марок по-фински) быстро продал всю икру раз в десять дороже, чем она стоила в магазине.
Когда я это провернул, то офигел. Бизнес казался лёгким и сулившим огромные доходы. Я сказал соседу по общаге Володе, что можно подзаработать. На следующее утро мы купили в гастрономе уже две сетки икры и приехали в Репино. После пары сделок с финнами я однажды увидел, как «шестёрки» с тонированными окнами окружают нас. Кто это – бандиты? Менты? Оба варианта не сулили ничего хорошего, и мы с Володей бросились бежать в разные стороны. Удирая по лесополосе, я на ходу выкидывал икру в кусты, а валюты на руках не было. Я хоть и спортсмен, но оперативник в кожаной куртке оказался быстрее. Он догнал меня, завернул руку за спину, велел собрать все разбросанные банки и повёз в репинское отделение милиции.
Особый отдел, протокол, конфискация икры. Заполняю бумаги. Напротив сидит тот амбал-оперативник и говорит: