Слово «логика» довольно часто встречается в текстах Деррида. Однако, при чтении текстов, в которых речь идет о логике, нельзя не заметить некоторой амбивалентности в использовании им этого слова: такое впечатление, что Деррида использует слово «логика» так, что оно должно характеризовать одновременно как деконструкцию логики, так и саму деконструкцию по себе. Это порождает вопрос: есть ли нечто типа логики деконструкции?
Если была бы какая-то логика деконструкции, то она, вероятно, должна быть логикой, деконструирующей логику.
Но разве не была бы это логика, сама себя деконструирующая, другими словами, была бы вообще еще логика в каком-то осмысленном употреблении этого слова?
Итак, вопрос в том, что деконструирует деконструкция, когда она деконструирует логику.
Деконструкция, говорит Деррида, «подрывает метафизику логоса, присутствия и сознания в ее самой бесспорной очевидности». «Таким образом, — выводит он, — речь идет о том, чтобы деконструировать идею знака» [1], метафизическое понятие знака. Для этого необходимо совершить разрыв, «разрыв с симметрией» [2], во власти которой находятся все оппозиции метафизики.
Логос, присутствие и сознание в метафизической традиции мыслятся в аспекте их единства, единства бытия. Это единство в свою очередь продумывается как Dasein, подручность, наличие, то есть всегда в каком-то смысле как присутствие теперь (Gegenwдrtigsein). Поэтому к «бесспорной очевидности» метафизического мышления относится то, что сущее (то, что есть) когда-нибудь да современно: или оно современно сейчас, или было современным в прошлом, или будет современно в будущем. И наоборот, что не было никогда современным и современным не будет, равным образом никогда не есть сущее. Со времен Аристотеля именно в этом состоит основополагающая очевидность западной метафизики.
«Современным» же в метафизике сущее мыслится либо в чистом присутствии, либо в данности сознания, либо в логосе:
присутствие — это просто наличие в смысле присутствия теперь, как это понимается непосредственно, что подразумевается, когда говорят, что нечто здесь, подручно, дано.
сознание — это наличие в смысле самого по себе присутствия теперь. Что я осознаю, о чем я знаю сейчас непосредственно, что я это сейчас знаю.
логос — это наличие в смысле присутствия теперь для другого.
Логос есть речь и мысль, то есть продуманная речь, осмысленная речь. Но ведь осмысленная речь не есть самоцель, а должна быть осмысленной как раз оттого, что в ней ведется о том, что само никогда не будет вновь чистой речью, а именно о деле. Слова речи, таким образом, ручаются за дело, о котором ведется речь. А речь о деле имеет место лишь постольку, поскольку не имеют дела непосредственно с самим делом. О деле говорят, если оно отсутствует (иначе делают его), но тем, что о нем говорят, оно вновь в наличии, наличествует в речи. Но в речи наличествуют, присутствуют в первую очередь только слова, те знаки в речи, которые должны означать дело. То есть, наличные знаки должны представлять нечто, что отсутствует, а именно дело. Фигура метафизики состоит как раз в том, что в логосе, то есть в речи метафизики, отсутствующее (дело) должно превратиться в наличное посредством наличного (слов, знаков). Так наличие знаков становится наличным присутствием для другого.
Эта идея знака, являющаяся идеей знака в метафизике, должна быть деконструирована. Деконструкция метафизического понятия знака — это совершение разрыва, «разрыва с симметрией», во власти которой находятся все оппозиции метафизики. Ибо идея знака покоится на оппозиции наличия и отсутствия. В метафизике эта оппозиция симметрична: отсутствующее — это то, что не налично, и это определение можно обратить: наличное — это то, что не отсутствует, то есть, что не неналичное, то есть наличное. Ось симметрии есть обращение посредством «не», негацией.
Так можно было бы переиграть все оппозиции метафизики, в игре, которая оcнована в метафизике на тавталогическом противопоставлении бытия и не-бытия.
С этой симметрией нужно порвать. То есть деконструировать противопоставление бытия и небытия, которое развертывается в противопоставлении метафизических оппозиций. Определенные противопоставления теряют определенный смысл, когда «не» не чисто противопоставляет, а как-то связывает и тем самым не является более чистым «не».
«Деконструкцией, — говорит Ж. Деррида, — понятия приводят смысл, который им впечатал метафизический дискурс, «к скольжению».., чтобы с ним разойтись и от него отклониться» [3]. Понятия, смысл которых скользит, Деррида называет знаками в «бесконечном обмене знаков» [4].
Если мы в соответствии с этим спрашиваем об отношении деконструкции и логики, мы должны исторически и систематически начинать очень рано, а именно, с истока западной метафизики, а значит, со сцепления западной логики и метафизики. Ибо логика мыслится в метафизике из логоса, который сам уже определен оппозицией бытия и небытия, или наличия и отсутствия. Это определение логоса в метафизике проявляется в метафизических предпосылках понятия знака, согласно которым знаки должны представлять отсутствующую вещь, то есть в наличии знаков должна быть наличной отсутствующая вещь.
Отсюда, деконструкция логики должна быть всегда и деконструкцией этого понятия знака, и его метафизических предпосылок.
Тем самым мы можем дать первый предварительный ответ на наш иходный вопрос о том, что деконструирует деконструкция, когда она деконструирует логику:
Деконструкция деконструирует логику тем, что она деконструирует метафизическое понятие знака. Но это значит, что деконструкция деконструирует логику тем, что она выявляет знаковое в знаке.