Когда умер основатель династии Амар, наследник по наущению другихраспорядился: слуг и женщин из дворца не прогонять, захоронить вместе спокойным. Сделали в Яшмовой Горе дворец, оставили там государя и свиту.Мастеров тоже замуровали. Вскоре столицу перенесли, Варнарайн сталпровинцией, а наследник запретил варварский язык и прическу, возродилзаконы Иршахчана и принял его имя. Через год, однако, наместнику Варнарайна доложили: на рынках торгуютвещами из государевой усыпальницы. Схватили одного человека, другого. Те,как по волшебству, исчезали. В народе стали поговаривать недоброе. Однажды арестовали человека, продававшего яшмовое ожерелье. Наместниклично распорядился привести негодяя для допроса в сад под дуб. Взглянул -и обомлел: вылитый покойный император. Наместник помолчал и сказал: - Не было случая, чтоб боги торговали на рынке. И велел принести тиски. Принесли тиски, зажали, - преступникулыбнулся, а наместник закричал от боли. - Э, - сказал покойник, - ты меня не узнал, а ведь раньше в однойпалатке спали! Скоро встретимся. Арестованный встряхнулся, обломил с дуба ветку, та превратилась вмеч. Взмахнул мечом - сделалось темно, запрыгали голубые молнии, листьяпосыпались вниз. Арестант исчез. Присутствующие очнулись, смотрят: на всехдубовых листьях мечом вырезано государево имя. Наместник велел выпустить всех, задержанных по подозрению восквернении могилы. Понял, что это слуги и наложницы государя. Многомолился. Впрочем, некоторые не верили всей этой чертовщине и считали, чтовсе это были проделки обыкновенного колдуна. Вскоре новый государь под каким-то предлогом отозвал наместника встолицу и казнил. Потом покончил с родом. Потом заменил всех варваров,пришедших с отцом, справедливыми чиновниками. Потом рынки запретили, ипокойники больше не торговали. Из этой истории следует, что усопшие государи могут вернуться наземлю в неподобающем обличье и даже иногда принуждены продавать своеимущество скупщикам краденого. Рассказываю я это к тому, что в народемного странного болтали о Рехетте и Даттаме, и даже поговаривали, что вих-де облике на землю возвратились древние государи. На священныхтреножниках высечено: "Народ всегда прав". О, не сомнительно ли это? В 2167 году царствования государя Иршахчана в провинции Варнарайнобъявился кафтан. Никто не знал, что такое, а только по вечерам сядут водворе чай пить: влетит, руками машет, лепешки ворует. Народ волновался иругал из-за этого государя. Начальство приказало произвести расследование:слухи о кафтане прекратились совершенно. Одна женщина из цеха оружейников, однако, проснулась ночью,чувствует: она в кафтане. Тот копошится так рукавами, старается. Женщинапотихоньку схватила со стола булавку и воткнула ее в обшлаг. Кафтанпискнул и пропал. На следующее утро пошла искать: у камня для стирки бельялежит непонятно что: не то еж, не то ихневмон, иголка в боку, глазазолотые, мертвые. Через девять месяцев у женщины родился мальчик. Назвали Даттамом.Мальчик рос здоровым, очень умным. Хорошо дрался. Мать его, однако,боялась: глаза у него были совсем как у ихневмона, золотые и мертвые. Тогда еще люди из цехов жили только в казенных шестидворках: шестьдомов, седьмой сад. Заработки на стороне имели редко. Ворота междукварталами ночью закрывались, так что мальчишки меж собой по ночам недрались. Каждый сезон государь дарил цеху двух баранов. Оружейников в Анхеле, столице провинции, боялись, как людей пришлых иколдунов. К тому же считают, что колдун должен держать своих, так сказать"маленьких человечков", всегда занятыми, а то они начнут безобразничать. Ау оружейников "маленькие человечки" остались без работы. При начале династии община оружейников жила в Голубых Горах, урудников. Когда приемный сын государя Иршахчана, государь Меенун,искоренил войско, цеху запретили делать мечи и копья. Чтобы удобней былособлюдать запрет, общину перевели в столицу провинции, Анхель. Однако нераспустили, чтоб не оставить народ без работы. Потом испортились самирудники: не иссякли, а именно кто-то навел порчу на людей, и люди сталинепочтительны к правительству. Справились по книгам и узнали, что такаяпорча была уже в конце прошлой династии: горнорабочие мерли в шахтах, апотом мертвецы ночью душили чиновников, а живые кричали: "Нету правды, какног у змеи." - восстали и дошли с варварами до столицы. Государь Иршахчан,впрочем, впоследствии казнил рудознатца Шехеда по делу "о серебре и яшме." Поэтому, когда в 2103 царствования государя Иршахчана неглубокиевыработки кончились, из столицы распорядились: переселить людей наравнину, возвести между Орхом и Дивом дамбы и обучить рисоводству.Выделили ссуды и семена, предписали чиновникам наблюдать за посевами ицеремониями. Когда переселялись, начальнику округа попался человек верхом налошади, половина золотая, половина - пепел, и не уступил чиновникамдорогу. На него набросились с бранью, он вскричал: - Эгей! Чиновники узнали Ишевика, Золотого Государя, который правилВарнарайном пятьсот лет назад, когда ойкумена простиралась за моря.Золотой Государь указал на пепельную половину и молвил: - После смерти я был пожалован на должность бога-хранителяВарнарайна. Теперь, после завоевания, провинция распалась на две части. Ипока Верхний Варнарайн и Нижний Варнарайн будут раздельно, у всех моихподчиненных будет скверный характер. И горные боги будут людям вредить, иречные. Начальник округа протер глаза, смотрит - посреди торной дороги вырострехсотлетний ясень, одна половина зеленая, другая засохла... Как и обещал бог-хранитель, из переселения рудокопов проку не вышло.Каждый год плотины приходилось обновлять: подмоет и снесет, подмоет иснесет, гибли и люди, и скот. Говорили, что это от казнокрадства настроительстве. А цеху оружейников стали поставлять сырье из соседней провинции.Утвердили новые образцы и расценки: тот теперь занимался тонкой работойдля храмов и управ. В городе была шайка скобяных торговцев, портили цену, промышлялисхожим товаром, продавали его по цене ниже справедливой. Никак не могливывести их на чистую воду - те давали большие взятки городскому судье.Рехетта, староста цеха, от этого ужасно горевал. Городской судья, человек легкомысленный, однажды на казенномпразднике стал смеяться над старостой цеха Рехеттой. - Говорят, вы колдун. Покажите свое умение. Тот, сорвав листок с грецкого ореха, протянул оный судье. Судьяпоглядел, - а это не листок, а список всей воровской шайки, наразноцветной бумаге, с золотой кистью. - Ну и что, - говорит судья, - эти имена даже мне известны... При чемтут колдовство? И порвал список. Ночью судья умер. Прибежали бесы, выволокли душу серебряным крюком,подхватили под мышки и швырнули перед Парчовым Старцем. Парчовый Старецпроизвел дознание: все взятки до гроша подсчитали. Развели большой костер,стали лить золото прямо в глотку. Сначала сожгли рот, потом стало варитьсяв животе. Раньше чиновник радовался, если получал не бумажными деньгами, азолотом - а теперь так скорбел! Вдруг вбегает порученец. - Вы кого взяли, - кричит. - Судья, да не тот! Опять этот Рехеттаподкупил приказных, чтобы напутали в списках! Судью прогнали, утром он ожил. Встает: а сожженный список лежит настоле. Судья испугался, дал делу ход: преступники все отправились вкаменоломни. С тех пор оружейников-кузнецов в городе еще больше боялись, ате, кто покупал у злоумышленников дешевый товар, их прямо-такивозненавидели. Многие смеются над суевериями. Думается, однако - если не знамения ине приметы, что ограничивало бы произвол иных чиновников и даже, увы,Того, кто выше? Даттам рос мальчиком сообразительным. Вышел императорский указ о том,чтоб заводить при городских управах часы, чиновники стали тоже заказыватьсебе часы. Вот Даттам и сделал баловство: часы размером с голубиное яйцо.Посмеялись. Потому что время вещь общая, как язык или земля, зачем онаодному человеку? Цех подарил часы своему епарху. Даттам был племянником Рехетты, старосты цеха и сына НебесногоКузнеца. Как известно, существует два рода колдунов - черные и белые.Белые колдуны - те, что значатся в государственных списках, а черные - те,что не значатся. Ремесло кузнеца тысячи лет окружено тайной, и Рехетта,староста цеха, значился белым кузнецом. Для чего это делалось? А вот для чего: когда в управах составляютсправедливые цены, исходят из количества труда, нужного для изготовлениявещи. При этом в графу "труд священнодействия" смело ставят любую цифру, ипоэтому ремесла, связанные с колдовством, не в пример выгоднее прочим.Однажды, говорят, даже столичные золотари сложились на взятку городскомучиновнику, чтобы тот разрешил завести им колдуна, но тут уж чиновникосерчал и воскликнул: "Не раньше, чем ваш колдун превратит при мне дерьмов соловья, и не меньше, чем за двести тысяч!" Когда Даттаму исполнилось пятнадцать лет, Рехетта повез его в горы, взаброшенный храм Небесного Кузнеца. Крыша обвалилась, поросла травой,смотришь вверх, как из могилы. А на стенах роспись: колонны, залы, ЗолотойГосударь, волосы девушек полны жемчугами и бирюзой. Ночью Рехетта разбудил Даттама. Было темно, хоть глаз выколи. Рехеттавырезал из бумаги кружок, прилепил к руке: оказалась луна. Вскоре дошли доЯшмовой Горы: двери распахнуты, кругом нефритовые колонны, жемчужныепологи... их уже ждали. - Вот, - сказал Рехетта, - привел. Золотой Государь Ишевик взял Даттама за подбородок, засмеялся: - Не зря я с твоей матерью грешил! И надел на шею печатку со своим ликом. Воротились только к утру,легли спать. Утром Даттам проснулся: глядь, у него на шее золотой ишевикна шелковом шнурке. Даттам показал ишевик дяде. Тот раскричался: - Что за чушь? Никуда я тебя не водил, и вообще тебе все приснилось!Не для того мы, щенок, сюда приехали! "Золотые государи" тогда были вещью запретной. Во-первых, золото вчастных руках, во-вторых, императорский лик на деньгах - как можно? На следующее утро Даттам узнал, для чего они явились в горы. Дядя велел оседлать лошадей, взял Даттама и еще двоих человек изстолицы, и поехал к заброшенным штольням. Один человек служил приимператорских конюшнях, другой - при печатном цехе. Надо сказать, чтотогда лошади были только у государства. Однако чиновники, по нерадивости,если надо было подковать лошадь, оставляли ее в кузнечном цехе на многодней, и Даттам, как и другие мальчишки, умел на них ездить. Даттам был в цехе приучен к порядку и бережливости, все вокруг емуочень не понравилось. Земля жирная, а пропадает втуне. Деревья растутсовершенно вразброд: не Садом, а Лесом. Камни тоже сложены неправильно: неГород, а Гора. Гора, правда, служит водонапорной башней, но рекибездельничают, без плотин... Приехали к заброшенным шахтам, скормили духам лепешку и сами полезливниз. Навстречу - летучие мыши. Рехетта сказал: - А ведь это, наверное, как раз те горные чиновники, которых поприказу государя Аттаха сюда сбросили. Гость возразил: - Души умерших чиновников не летают, а ползают. Стелются в штольняхпо дну, и убьют, только если станешь на колени или открытым огнем ткнешь. В царстве мертвых ходили весь день. Человек из императорских конюшеноказался куда как знаком с горным ремеслом. Тыкал пальцем: "гнезда","складки", "кровавик". Говорил, что горы умеют зачинать и рожать так же,как поля и люди. Даттам смотрел во все глаза: он ведь раньше имел делотолько со взрослым металлом, а теперь, так сказать, ходил у железа вматеринской утробе. Наконец человек из императорских конюшен сказал: - Не стоит нам добывать здесь железо, потому что все сливки съедены. - А проложить новые штольни? - спросил товарищ. - А тут нужны такие взятки, что, как говорится, отдашь масло,получишь сыворотку. Задумался и добавил: - К тому же глубокие штольни зальет водой. - Воду можно откачать, - сказал маленький Даттам. Конюший посмотрел на него и засмеялся: - Еще нет такой машины, чтобы откачивала воду в столь глубокихштольнях. На обратном пути Даттам думал, почему такой машины нет и нельзя ли еепостроить. А человек из конюшен, Арравет, очень много рассказывал оВерхнем Варнарайне, который варвары захватили двести лет назад. - Вот там, - говорил, - рудники должны быть очень плодородные.Во-первых, варвары их забросили, а во-вторых, руда от крови жиреет. Аварвары, страшно сказать, сколько людей перебили. - Да, - сказал Рехетта. - О варварах неизвестно, существуют они илинет, но слухи о них ходят омерзительные. Теперь надо сказать, что Рехетта был в глубине души рад, что грязнаязатея с заброшенными рудниками провалилась. Предполагалось, что человек изконюшен, имевший много неопознанных денег, займется добычей руды; цех вАнхеле будет изготовлять черный товар, а сбыт товара в столице конюшийтоже брал на себя. Что касается рабочей силы для рудников, то конюшийсобирался организовать там исправительное поселение, так как этот родработников особенно бесправен и сам свой труд не считает. Люди в цехе всевремя хотели денег от нечистой работы, а грех на душу приходилось братьРехетте. Пятнадцати лет от роду Даттам уехал в Небесный Город и поступил влицей Белого Бужвы. В этом, семьдесят втором году, государь Неевик отдал своему сынуПадашне в экзархат провинцию Варнарайн. Люди рассудительные предостерегалигосударя, что Падашна-де глуп и неспособен. Один чиновник подал доклад, вкотором писал "Иршахчан усыновил Неевика, Неевик усыновил Миена. Власть-денаследуют достойные, а не сыновья". "Что же сын мой - недостоин власти?" -молвил государь, и чиновника побили тушечницами. В провинции Иниссе был мор, а над Голубыми Горами видели в небедевятиглавого барсука. В столице, однако, чудес не происходило. Император послушалсянедобросовестных советчиков и в Государев День окончательно провозгласилсына наследником. В честь назначения устроили праздник. Государь отдал приказ расцвестидеревьям и птицам вить брачные гнезда. Птицы и деревья повиновались, таккак была весна. По улицам пустили бегать богов в диковинных масках, а надяшмовыми прудами выстроили карусель в виде Золотого Дерева, - на ветвяхдерева катали народ. Даттам тоже пошел покататься на карусели. Залез на самый верх,оглянулся... Красота! Звенят-шелестят бронзовые листья, щебечут серебряныептицы, ветви кружатся, и народу с высоты видно все: и небо, и землю, инебесный дворец под серебряной сеткой... Вдруг раздался сильный треск; вмеханизме что-то заело, дернуло, - перильца пошли ломаться: люди сыпалисьв воду. Впоследствии обнаружилось, что чиновники, ведавшие праздничнымзодчеством, съели, что называется, слишком много. День был теплый, Даттам плавал хорошо, видит, рядом бьется и тонетюноша. Даттам выволок его на берег, стал расстегивать студенческое платье:так худ, что просто жалко, ногти желтые, изъеденные, а глаза - глаза тожезолотые! - и на влажном лбу - кровь. Даттам совсем испугался, но тутсверху кто-то говорит: - Не бойтесь, кровь у него от волнения... Даттам поднял глаза на говорившего. Почти ровесник; в чертах лицадышит благородство, брови - оправа, глаза - жемчужины, так и ловят мысльсобеседника. Строен, мягок в обращении, скромное чиновничье платье,обшлага с серебряной нитью, - дворцовый, значит, чиновник. - Харсома. А это товарищ мой, Арфарра. Пойдемте отсюда быстрей, а тосейчас будут переписывать злоумышлявших на эту бесову карусель... Харсома привел обоих обсушиться и обогреться в веселое заведение. Имподали верченого гуся, пирожки, вино, печенье в серебряной плетенке.Девушки ходили, подкидывая ножками подолы. Арфарра, впрочем, от вина имяса отказался. Даттам заметил, что у Харсомы денег не по платью много.Ели, пили, сожалели о дурном предзнаменовании: всем было ясно, что безказнокрадства тут не обошлось. - А вы что скажете, - поинтересовался у Даттама новый знакомый,Харсома. Даттам взял салфетку и попросил тушечницу, - насилу нашли таковую вэтом заведении, начертил на салфетке чертеж и сказал: - Золотое дерево, - это просто большая игрушка, которая вертится спомощью тросиков и коленчатых валов. В позапрошлом году у карусели размерветвей был десять шагов, а диаметр ствола - шесть. Не знаю, много ли в этот раз украли, но думаю, что истинная причинакрылась в самой конструкции. Со времени восшествия на престол государяМеенуна каждый год делают дерево выше на одну мерку и шире на одну мерку.Из-за этого нарушились пропорции, и механизм, вращающий ветви, оказалсяслишком слаб. И мне жалко будет, если все дело сегодня кончится тем, чтонайдут проворовавшихся чиновников, и не обратят внимание на недостаткиконструкции. - Вы смотрели чертежи старых деревьев? - заинтересовался Арфарра. Даттам кивнул и начал новый чертеж, и тут эти двое сели друг к дружкеи стали толковать, отставив еду и девушек, так что хозяйка заведения дажеобиделась: ну, в самом деле, разве люди приходят в ее заведениепотолковать о шатунах и кривошипах?. А третий юноша, Харсома, сидел рядоми потягивал через соломинку вино, и так зевал, что Арфарра с упрекомвоскликнул: - Харсома, да вы хоть понимаете, о чем мы говорим? - Вполне понимаю, - сказал Харсома, - вы говорите, что для того,чтобы предотвратить подобные происшествия, нужно бороться не сказнокрадством чиновников, а с коренными недостатками самого механизма. Даттам с опаской на него посмотрел, а Харсома улыбнулся и продолжал: - А знаете ли, господин Даттам, почему при первой династии ЗолотоеДерево было таким низким? Даттам не знал, и Харсома объяснил: - Дело в том, что при первой династии Государев День справлялипо-другому. В деревне выбирали людей, и те съезжались в столицу дляобсуждения действий властей. Эти же люди привозили деньги, добровольнособранные народом для праздника, и хотя народ наш щедр, выстроенное надобровольные взносы Дерево было слишком мало, чтобы упасть под собственнойтяжестью. Тут одна из девушек села Арфарре на колени, запрокинула головку ихихикнула: - Не тронь, - укушу. Харсома посмотрел на девушку, усмехнулся и добавил: - Так выпьем же за государя Миена, который из скромности отменилобычай, дабы не отягощать народ лишними тратами. Арфарра процедил сквозь зубы: - Правильно сделал государь Миен. Они зачем съезжались -жаловаться... Жаловаться и сейчас можно, доносные ящики на каждом шагу...Народ должен не жаловаться, а принимать законы... И спихнул девицу с колен. Парень рядом обиделся: - Слушай, костяная ножка, ты колдун или "розовенький"? Ты чегоказенную девушку обижаешь? Вот я сейчас стражу кликну! Парень, конечно, хотел их напугать. Все закричали, поднялась свалка.Арфарра брезгливо усмехнулся, говорит Даттаму: держись за меня. Махнулрукавом - из печенья полез белый дым, лавка взлетела под потолок... Даттам очнулся, - над ним небо в серебряную сетку, на деревьях -золотые яблоки, - небесный дворец! Спутник, Харсома, сказал Арфарре с досадой: - И для таких-то фокусов я вас пускаю к тайным книгам! Даттам часто встречался с новыми друзьями. Харсома был троюродныйплемянник вдовствующей государыни, инспектор по налогам. Как описать?Незлобив, незаметен.... Совершенный чиновник подобен истине: нельзяговорить об истине, но лишь благодаря истине возможна речь. Арфарра был сыном мелкого сельского чиновника, и после экзаменовхотел стать монахом в храме Шакуника. Монахи-шакуники тогда не могли рассчитывать на карьеру при дворе.Шакуник пришел в империю вместе с варварами, и при государе Амаре знатныелюди переполнили храм деньгами и землями, взятыми со всей ойкумены. Когдагосударь Иршахчан возобновил древние законы и вернул захваченные землинароду, отменив "твое" и "мое", храм был, увы, на стороне тех, кто проявилнепочтительность к государю. Государь указал, что храмовые землипринадлежат ему, как воплощению Шакуника, разорил храмовые мастерские ипощадил только сокровищницу. - А чем занимаются монахи сейчас? - спросил как-то Даттам. - Осмысляют сущее и существующее, - ответил Арфарра. А Харсома прибавил: - Деньги дают в рост. Увы! И сказать постыдно, и умолчать нельзя. Казалось бы: уничтожили вимперии торговцев, отменили корыстолюбие, ни один частный человек не смеетзавести себе мастерскую. И что же? Иные храмы обратили сокровищницы вссудные кассы, стали вести себя хуже торговцев. Даже те впадают в соблазн,которым вера предписывает презирать мирское. А Шакуник - варварский бог,бог грабежа и богатства. Монахи говорят: Шакуник предшествует субъекту иобъекту, действию и состоянию, различает вещи друг от друга, придает имсмысл и форму, и нет в мире ничего, что было бы чуждо ему - золото,серебро, камни... И копят, и приумножают, а золото - проклятая вещь:сколько ни съешь, все мало. А Арфарра всего этого тогда не замечал. Государь Иршахчан, как известно, поощрял изобретателей, особенноискателей золота и вечности. Бесчестные люди, однако, наживались настрасти Основателя, толпами стекались в столицу. При испытаниях все шлохорошо: и золото из меди вываривалось, и новые водоотливные колесавертелись... Однако если общиннику будет в два раза легче поливать, разве онстанет в два раза больше сеять? Нет, он будет в два раза меньше работать. И вот, когда последние проявления непочтительности были истреблены,инспектор Шайшорда подал доклад. "Нынче в государстве мир, механизмы жеродятся от войны и корысти отдельных лиц, а рождают народную леность...".В результате доклада государь изволил запретить недобросовестныеизобретения. После этого некоторые книги попали в государеву сокровищницу, как ивсе редкостное. Однако Даттам и Арфарра, по ходатайству Харсомы, имелидоступ в Небесный Сад. Ходили туда каждый день: книги - плод проклятый:сколько ни ешь - все голоден. Трое друзей были совершенно неразлучны. Ели вместе, спали вместе,вместе ходили в веселые переулки. Даттаму как-то раз понравилась барышняХарсомы, тот немедленно уступил ему барышню, и еще два месяца платил задомик, где она жила. Вообще у Харсомы денег было удивительно много,гораздо больше, чем полагалось дальнему родственнику императора. Как-то Харсома показал Даттаму бумагу о делах, творящихся вВарнарайне. Сообщалось, что некто Хариз, доверенное лицо наследника, даромвелел цеху кузнецов отделать его новый загородный дворец, угрожая впротивном случае снизить расценки и довести цех до полной нищеты. А спустядва месяца тот же Хариз подал заявление о том, что-де баржа, груженнаясветильниками для столицы, утопла. Кузнецам из-за этого не выплатили денегза светильники, а между тем светильники и не думали утопать, - они былитайно выгружены в одном из поместий наследника, а баржу затопили пустую,чтобы скрыть казнокрадство. Назывались также имена девиц, которых Хариздержал у себе на подушке, стращая их арестом семьи. Даттам изумился: - Как это к тебе попало? Харсома махнул рукой: - На жалобном столбе висело... Это правда, что тут написано? - Да откуда же я знаю? - изумился Даттам, - хоть писал-то кто? - Да дядя твой, голова твоя соленая! Что он за человек? Это правда,что он поссорился с Харизом из-за взятки? Сам - умелец все пять пальцев вмасле держать... Что это за история с ушками треножника? Но Даттам об ушках треножника ничего не знал. Его интересовали лишь механизмы - числа, обросшие плотью. Любил он ихза то, что, если что-то не так, - можно было разобрать на части ипереложить по-правильному. А мир механизмом не был, и потому Даттама незанимал. Черна ли, бела ли душа правителя - Даттаму, увы, было все равно.Он думал так: черной ли, белой краской выкрашу я модель, - разве изменитэто свойства и связи? - Да не знаю я ничего, - пробормотал Даттам. - Ну, - сказал с досадой Харсома, - ты, Датти, право, не человек, аканарейка, - если тебя не кормить, так с голоду у корма умрешь! Это правдахоть, что дядя твой очень влиятелен среди черни? Чуть ли, говорят, непророк? - Да что такое пророк? - Если человек лжет другим, а сам про себя все знает, его называютобманщиком, - пояснил Харсома, - а если он лжет другим и верит в свою ложьсам, его называют пророком. Даттам после этого останавливался у жалобных столбов доклада нигде невидел. Даттам сделал механический гравировальный станок и по рекомендацииХарсомы принес его одному человеку. Это оказался тот самый императорскийконюший Арравет, который вместе с Рехеттой лазил по заброшенным шахтам. Арравет обрадовался. Конюший Арравет тоже был в некотором роде колдуном: дом, где он жил,в земляном кадастре значился частью государева парка. А приглядишься:высятся стены там, где по описи пустошь для выездки лошадей, резные периласоткутся над призрачным озером... и я так скажу: если всякая магия, помимоказенных чародеев, черная, то и это черная магия. Арравета называли одним из самых богатых людей империи. Однаждыпоймали вора, который показал, что унес у Арравета двадцать тысяч.Арравет, конечно, отперся: "Я - мелкий чиновник, откуда у меня такиеденьги?" Наутро вора нашли в городской тюрьме задохнувшимся. Арравет стал печатать на станке ходовой товар, - городские истории инепристойные картинки, причем прямо приспособил под это официальный цех. О том, что количество труда в гравюре теперь уменьшилось, недоложили, справедливую цену нарушили, деньги разделили между сообщниками,- разве может все это хорошо кончиться? Харсома, увидев картинки, расхохотался, и тут же закричал Даттаму,что пойдет в веселый дом и не успокоится, пока не перепробует каждойпозиции. Арравет дал Даттаму и Харсоме целую кучу денег, да-да, прямо-такимешок. Даттам поблагодарил Харсому и сказал: - Сдается мне, что если бы не ты, я бы ни гроша не получил от такогочеловека, как Арравет. Записные книжки Даттама в это время были наполнены рисунками ичертежами. В них были военные повозки с приделанными к ним мельничнымикрыльями, движимыми ветром, и с хитроумной системой трансмиссии к колесам;была лодка, в которой весла были заменены пропеллером, вращаемым двумялодочниками, мосты, в которых настил покоился не на сваях, а плавал набурдюках с воздухом, - Даттам услышал, что варвары переправлялись черезреки на мехах, и попытался рассчитать количество воздуха и выдерживаемыйим вес; было изображение вечного двигателя со ртутью в семи подвешенных кколесу мешочках - этот двигатель Даттам срисовал с манускрипта в НебеснойКниге, но двигатель не работал. Была там и осадная башня с движущимисялестницами-платформами, которые сами поднимали солдат кверху. Эту башнюДаттам придумал сам. Больше всего было набросков касательно машины для откачки воды изглубоких штолен. Арравет часто говорил о том, что такая машина ему оченьнужна, потому что в стране мало железа сверху и много - внизу. Вгосударственных рудниках воду откачивали с помощью древнего винта,изобретенного еще десять династий назад. Этот винт вращает под землейслепой осел или штрафник, а люди выливают в винт бадейки. Арравет такойвинт использовать не мог. Во-первых, это стоило бы слишком дорого,во-вторых, Арравет и так боялся ареста, а если спустить сотнюнеквалифицированных рабочих под землю, только чтобы они черпали воду - какесть донесут! За два месяца до экзаменов Даттам принес Арравету модель машины дляоткачки воды и показал, как та работает. Несколько раз Харсома приносил к своему другу разные документы.Требовалось совсем немного - вытравить кислотой имя или цифру, и вписатьдругую, или состарить бумагу или шелк до подходящего возраста. Даттам сдосадой спросил: - Почему ты не просишь об этом Арфарру? Он знает химию куда лучшеменя! - Арфарра прекрасный человек, - ответил Харсома, - но он способен сэтакой бумагой отправиться прямо к "желтым курткам", да еще и будет всюжизнь гордится своей верностью правопорядку. За месяц до выпускных экзаменов надежный гость передал Даттаму письмоот дяди. Отец Даттама умер, и было много хлопот с виноградником, купленнымв Нижнем Городе на имя жены. Харсома выхлопотал Даттаму отпуск, и тотпоехал в Варнарайн, но к его приезду все уже уладили. В эту поездку даже Даттам увидел, что влияние Рехетты сильно выросло.Так получилось, что он единственный из старшин цехов осмелился сцепитьсясо сворой наследника, и от этого имя его гремело весьма широко. Строгостьюсвоей жизни он вызывал почитание народа, чем и пользовался для нападок навышестоящие власти. Алтари патрона цеха, небесного кузнеца Мереника, сталипоявляться в самых разных уголках провинции. Несколько гулящих девиц сожгли свои наряды и стали вести святую жизньиз-за проповедей Рехетты, и в числе их была любовница наместника; эторассердило наместника до крайности. В честь Даттама Рехетта устроил молебен. Закололи барана, накормилиНебесного Кузнеца запахом и огнем, оставшееся съели сами. Даттам от имениАрравета предложил мастерам из цеха использовать свой гравировальныйстанок, но те решительно воспротивились. - И думать не смей об этих станках, - заявил один из мастеров. Нашцех сейчас враждует с людьми экзарха. Если они прознают об этих станках,они тут же навяжут их нам, чтобы испортить цену и прогнать половинумастеров за ненадобностью. А дядя Даттама насупился и сказал: - Нынче в Варнарайне души чиновников почернели от алчности, а зубынарода почернели от лотосовых корней. Люди наследника, как оборотни, пьюткровь народа и сосут его мозг. В почетной охране наместника - две тысячиголоворезов, рыщут по деревням и понуждают людей усыновлять чиновников...Луга и поля исчезают из земельных списков, общие амбары пустеют, и народ,будучи не в состоянии прокормиться, вынужден заниматься торговлей. Скоро вВарнарайне не останется свободных людей. Увы, страшно подумать, - чтобудет после смерти государя? И, взяв модель из рук Даттама, спалил ее в жертвенном костренебесному кузнецу Меренику. Вечером дядя спросил племянника: - Говорят, в столице ты связался со скверными людьми, которые делаютденьги в обход государства? - Я изобретатель, - сказал Даттам, - и если выйдет так, что моиизобретения нужны только бесам, я буду работать на бесов. На следующий день Даттам пошел заверить подорожную. Казалось бы -пустяковое дело, а чиновники в управе вдруг стали кланяться, какболванчики, и отвели Даттама в кабинет ко второму секретарю наместника,господину Харизу. Ах, какой кабинет был у господина Хариза! Яшма тушечницы белая, как бараний жир. Стол в золоте, на стенахгобелены, на гобеленах красавицы, от которых рушатся царства, передгобеленами столик в золоте и нефрите, вино и фрукты, черепаховая шкатулкас благовониями: все, знаете ли, совершенно неподобающее чину иприсутственному месту. Надо сказать, что Хариз был тот самый чиновник,который много нажился на Государевом Дне, но благодаря своейматери-колдунье избегнул правосудия. Сели, стали беседовать. Хариз все знал о Даттаме: поздравил его суспехами в учении, - будущий, как говорится, опора трона, слуга народа, -и вдруг вынул из черепаховой шкатулки часы-яичко. - Какую, - говорит, - гадость написали: будто вы эти часы сделали внасмешку. Мол, епарх отдает деньги в рост. Часы считают время, а он навремени наживается: и то, и другое неправильно... Даттам побледнел и стал глядеть на гобелены. Говорили, будто Харизрешает за наместника все дела, городскому судье протоколы приносит наподпись пачками, а допрашивать любит прямо рядом с кабинетом, закрасавицами, от которых рушатся царства. А господин Хариз взял персик истал очищать кожицу. О слушатель! Разве справедливый человек, когда зубыкрестьян почернели от весенних кореньев, будет есть тепличный персик? - А что вы, - спросил секретарь Хариз, - думаете о механизмах вообще? Даттам ответил: - Разве можно улучшить совершенное? Государь установил церемонии,расчислил цены, учредил цеха и села. Если бы государству требовалось вдвоебольше, скажем, фарфоровых ваз, то людей в фарфоровом цеху было бы вдвоебольше, или работали бы они не треть дня, а две трети. Но государствозаботится не о вещах, а о людях, которые делают вещи. Если ныне удвоитьпроизводительность труда, то куда же деть лишних рабочих? - Это похвально, - сказал господин Хариз, - что в таком молодомвозрасте вы думаете лишь о благе ойкумены. Я слыхал, вы построиливодоотливное колесо... А вот епарх вашего цеха и в самом деле беретвзятки. Ах, если бы такой человек, как вы, были на его месте... И господин Хариз любезно протянул очищенный персик юному гостю. Надосказать, что никто из мира людей подслушать этого разговора не мог. Но влевом углу на полке стояли духи-хранители; господин Хариз побоялсяоскорбить небо и потому предложил персик, что на языке плодов значит"десять тысяч". Но Даттам был непочтителен к богам и сказал: - А сколько получат мастера? Господин Хариз удивился: - Вы же сами заметили, что они больше трудиться не станут. - Я подумаю, - сказал Даттам. Тут глаза Хариза стали как дынные семечки. - Э, господин студент, что ж думать над очищенным персиком? Сейчас несъешь - через час испортится. Даттаму делать было нечего, он съел персик и откланялся с подорожной. Только ушел - из-за гобелена с красавицами вышла старуха, матьХариза. Цоп, - косточку от персика, бросила ее в серебряную плошку,посмотрела и говорит: - В этом юноше три достоинства и один недостаток. Достоинства таковы:душа у него - пустая: вечно будет желать, чем наполнить. Любит число иразум: людей жалеть не будет. Таит внутри себя беса, - вечно, стало быть,будет снаружи... Недостаток же один: судьба его - с Рехеттой и твоимиврагами. Он в душе решил: ты его сделаешь епархом цеха, а он тебяобманет... А у господина Хариза был близнец, только он сразу после родов умер.Старуха кликнула близнеца, пошепталась с ним, стукнула в лоб косточкой отперсика: - В златом дворце - златой океан, в златом океане - златой остров, назлатом острове - златое дерево, на златом дереве златые гранаты, в златомгранате - златой баран, в златом баране - покой и изобилие... Иди к томуокеану, принеси мне того барана. А при входе предъявишь пропуск Даттама. По приезда Даттама вызвал к себе начальник училища и спросил: - Господин студент, отчего вы отлучились накануне экзаменов? - Но вы мне предоставили отпуск для устройства домашних дел, -изумился Даттам. Начальник училища выпучил глаза и закричал: - Как вы смеете такое говорить! Никакого отпуска предоставлено небыло! Самовольно покинув училище, вы лишили себя права сдавать экзамены! Даттам кинулся к Харсоме. Того не было. Даттам побежал к Арравету.Арравет принял его в гостиной: шелк, как облачная пелена, не стены -золотая чешуя, в левом углу сейф - золотой баран с драконьим глазом.Арравет написал письмо начальнику училища, запечатал и отдал Даттаму: - Этот дурак не знал, кому чинит гадости. Успокойся, завтра же тебявосстановят! Помолчал и добавил: - Эти негодяи, приспешники Падашны, думают, что им все позволено. Нонельзя безнаказанно издеваться над законами судьбы и природой человека. - А в чем природа человека? - спросил Даттам. Арравет допил вино, распустил золотой шнурок у шеи: - Человеку свойственно стремиться к собственности, и людиобъединились в государство затем, чтоб оно гарантировало каждомусохранность его имущества. Даттам расхохотался. - Вы напрасно смеетесь, - сказал с досадой Арравет. - Это не я, - возразил Даттам, - это государь Иршахчан смеется. Арравет помолчал, вдруг кивнул на барана в углу: - Полевка - не мангуста. Наследник Падашна - не Иршахчан. Вот,допустим, господин Хариз. Кажется - словно чародейством человек насвободе. Но в столице чародейства давно не бывает. А на самом деле каждыйшаг его известен. И делам наследника опись готова. - Да, - сказал Даттам, - уж больно народ на них жалуется. Арравет даже рассердился: - Народ - это что! И уронят, и наступят... От собачьего лая гора необвалится... А вот что в Варнарайне берут - да не дают, крадут - а неделятся... Помолчал, а потом: - Законы природы нельзя нарушать вообще. А законы общества нельзянарушать безнаказанно. Можно долго голодать или болеть, но потом придетсявыздороветь... Вышли в сад. Заколдованный мир: высятся стены там, где по описипустошь для выездки лошадей водяные орхидеи струят изысканный аромат, наводе резной утиный домик... Даттам вздохнул и спросил: - А сколько, господин Арравет, под вашим садом земли? Арравет ответил: - Вдвое больше, чем под шестидворкой. Целых полторы иршахчановыхгорсти. А пока Арравет и Даттам гуляли по заколдованному саду, в садугосударевом двое стражников близ златого дерева развели костерок ипринялись, чтоб не пропадало время, вощить башмаки. Вот один из них,молодой и из деревни, обтоптал башмак, поглядел на дерево и говорит: - А чего врут? В гранате, мол, баран, в баране - изобилие. Нет тутникакого златого барана, один златой гранат. - Дурак, - отвечает ему тот, кто постарше, с усами, как у креветки.Баран - это же символ. - Символ чего? - Изобилия. - А гранат? - А гранат - символ барана. - Не вижу я барана, - вздохнул деревенский. Вот они вощат башмаки и пьют вино, и вдруг деревенский как закричит: - Вот он, баран! Однако, то был не баран, а просто соткалось из воды одноногое иодноглазое - и - ужом по дереву. Усатый стражник онемел, а деревенскийсхватился за лук и выпустил одну за другой, по закону, три гудящие стрелы:с белой полоской, с желтой полоской, с синей полоской. Злоумышленниквскрикнул и исчез. Подбежали - нет никого, только валяется персиковаякосточка, да пропуск в сокровищницу, как дынная корка. Креветка подобралэтот пропуск и вдруг говорит: - Да я же этого человека знаю! Как есть колдун. А младший пересчитал гранаты и говорит: - Гранаты все на месте. А вот интересно знать, можно украсть баранабез граната? Или гранат без барана? Вечером Даттам вернулся к Арравету. Вошел в аллею: меж резных окошексвет, на террасах копошатся, как муравьи на кипящем чайнике, желтыекуртки... Даттама притащили в гостиную, там все вверх дном, сейф в видезолотого барана раскурочен, и лицо у Арравета, как вареная тыква. Одинстражник пригляделся к Даттаму и вдруг ахнул: - Стойте! Это ж колдун! Хотел стащить золотой гранат с деревасправедливости, да растаял в воздухе. Только с документом чары ничего несмогли поделать. - Ага! - говорит начальник с синей тесьмой. Ясно, откуда у хозяинастолько золота, и кому этот студент таскал гранаты. Арравет засмеялся и говорит: - Ты еще передо мной поползаешь, желтая крыса. А колдовства небывает. Начальник ухмыльнулся и говорит: - Собирали губкой золотую воду... Стали выжимать, а она пищит: "Мое,мое..." Откуда ж твое, когда государево? Размахнулся и ударил Арравета ногой в живот. Тут за стеной закричали,- глядь, стражники волокут старшую жену конюшего, - полосы паневыразошлись, из прически сыпятся шпильки. А за ней - командир стражи несетвосковую куклу в белом нешитом хитоне. Командир сел за стол и стал заполнять протокол: колдовали, наводилипорчу на наследника. Женщина заплакала: - Это не наследник, это соседка... Он мне изменял, - и показывает намужа. - Нарушение супружеской верности - запишем. Только шурин ваш ужепоказал, что материя на кукле - с подола светлейшего наследника... Арравет закричал: - Женщина, что ты наделала! Тут охранник, державший Даттама, увидел, что все заняты, инаклонился, чтобы поднять с полу шпильку с изумрудом. А Даттам выхватил унего с пояса кинжал, скакнул на яшмовый стол, на подоконник, вышибнаборное стекло, и в сад, а в саду - в пруд. Обломил камышину, нырнул подутиный домик, и сидел там до следующей ночи, пока в сад не пустили народпосмотреть, как карают людей, подозреваемых в богатстве. А стражникирешили, что колдун ушел по воздуху, как из государева сада. Арфарры в столице не было, Харсома был во дворце, - Даттам прокралсязадами к "сорванной веточке", у которой часто бывал Харсома. Холодный,дрожащий, в волосах - водяной орех, золотые зрачки раздвоились, сквозьнамокшее студенческое платье проступила подкладка, синяя, как у жениха илипокойника. - Ну, - говорит девица, - ни дать ни взять - пастушок Хой отподводных прях. Она уже все знала, - заплакала, показала объявление, вынуламаринованную курицу и вино, стала потчевать. Даттам ее совершенно небоялся. Казенные девушки хоть и обязаны рассказывать о гостях, однакоплатить им за это не платят, а за бесплатно кошку ловят не дальше печки.Разве это хорошо? Обманывают государство, искажают связи, - ведь если нетдонесений, как узнать настроение народа? Даттам прочитал объявление и покачал головой: - Колдовство! Тоже мне, выдумают... Девица возразила: - Раз написано в докладе - значит, правда. Не докладу же лгать?Только это не тебя хотели сглазить, а Харсому, - ведь это он тебе пропускдал... Даттам поглядел вокруг. Уютно! Ларчики, укладки, брошенное рукоделье.Над жаровней бегают огоньки, дымчатая кошка возится с клубком, занавесь сбелыми глициниями чуть колышется от тепла... - Так что же, - сообразил Даттам, - у Харсомы тоже неприятности? Он,стало быть, не придет? Девица заплакала. - Придет, обязательно придет. Ты его совсем не знаешь. Ты думаешь,ему я или ты нужны? Нынче во дворце заведено проводить ночь за занавесью сбелыми глициниями, вот он и хочет показать, что такой же, как все... Надо сказать, что девица просто не хотела говорить Даттаму правды:Харсома к ней ходил не только блудить, но и получать те самые сведения,которые девица не сообщала правительству. Через день пришел Харсома. Девица, однако, спрятала Даттама в резнойларь и говорит: - Лежи смирно, что бы над тобой ни делалось. Вот они с Харсомой кормят друг друга "рисовыми пальчиками", как вдругприбегает маленькая девочка: - Ой, тетя Висса! Там у соседнего колодца схватили этого, который ктебе захаживал... Даттама... - Ой, - говорит девица Харсоме, - что же делать? А Харсома побледнел и спросил: - Какая стража? Желтая или со шнурами? Девочка говорит: - Со шнурами, как у вашего дяди... Харсома кинул девочке монетку, та ушла. А Харсома сел на ларь и,улыбаясь, стал качать светильник так, что масло капало сквозь резные щели. - Все в порядке, - сказал Харсома. - Дядя мне обещал: раз колдун,значит, убьют при попытке к бегству. Помолчал и добавил: - Так я и знал, что попадется. Вот ведь - книжники! Механизмы делатьумеют, а как до дела: еще не пошел, а уже споткнулся. И Арфарра такой же.И такие-то умники советовали Иршахчану! Тут, однако, девица расстелила шелковый матрасик, забралась за пологс глициниями, и им с Харсомой стало не до разговоров. Когда Харсома ушел,девица вынула Даттама из ларя и говорит: - Ну, как ты себя чувствуешь? - Да, - сказал Даттам. - Мне Арфарра рассказывал про истинноепознание: исчезают слои и пелены, пропадают опоры и матицы, остаешься тыодин на один с Великим Светом... Вот я, кажется, понял, что значит, безопоры, без матицы, один на один с Великим Светом. Свесил голову и добавил: - И умирать не хочется, и жить тошно... - Да за что ж ты ему так опасен? - полюбопытствовала девица. Даттам промолчал, а сам вспомнил документы, которые подделывал попросьбе Харсомы. Да еще Даттам мог показать, что это Харсома свел его сбогачом Арраветом... Утром Даттам встал: девица укладывает узлы, на столе - палочки длягадания, рядом в черненой плошке - бульон с желтыми глазками. - Поешь на дорожку, - говорит девица. - Это из чего сварено? - говорит Даттам. - Это, - говорит девица, - меня мать учила, как человека хитрымсделать. Даттам пригляделся: а в одном из глазков свернулся каштановыйволосок, совсем как у Харсомы. А девица продолжала: - Мне сегодня ночью Золотой Государь приснился. Говорит: брось все ииди с Даттамом в Иниссу, в деревню к бабке. Суп - супом, а без подорожнойи один ты у третьей заставы сгинешь. Даттам доел суп, посмотрел на нее и подумал: "Верно, Харсома - большое дерево, что ты не хочешь стоять под ним вовремя грозы." До Иниссы дошли через месяц. Была весна: ночи усыпаны звездами, земля- цветами. Ручьи шелестят, деревья в зеленом пуху, плещутся в небе реки.Крестьяне пляшут у костров, ставят алтари государю и селу, и восходитколос, как храм, отстроенный с каждой весной. У Даттама сердце обросло кожурой, он научился обманывать людей -особенно крестьян. Про крестьян он думал так: царство мертвых, еда длячиновников. За сколько времени постигнешь книгу - это зависит от тебя, аза сколько дней созреет зерно - от тебя не зависит. Механизм можноулучшить, а строение зерна неизменно, как планировка управ. Вот крестьянини привыкает быть как зерно, разве что портится от голода и порой пишетдоносы небесным чиновникам, именуя их молитвами. Даттам пожил в Иниссе неделю, семья девицы к нему пригляделась: - Ну что ж, работящий, дюжий. Кто возьмет в жены "сорванную веточку",как не тот, у кого и пест сломался, и ступка исчезла... На восьмой день девица с Даттамом работали в саду, обирали с персикалишние цветки, чтоб плоды были крупнее: он на земле, а она - на дереве.Девица говорит: - В третьем правом доме сын умер, - если хочешь, они тебя сыномзапишут. Даттам усмехнулся и сказал: - Чиновником я быть не могу, а крестьянином - не хочу. - Если это из-за меня, - говорит девица, - так у меня сестренка есть,непорченная. - Нет, - говорит Даттам, - это из-за меня. - Ну что ж, - говорит девица, а сама плачет, - отшельники тоже мудрыелюди. - В отшельники, - говорит Даттам, - уходят те, кто танцевать неумеет, а говорит - пол кривой. Тут девушка рассердилась. - Ах ты, умник! Я вот стою на дереве, хоть и на нижней ветке, а ты укорней. Если ты такой умник, смани меня вниз. Даттам сел на землю и говорит: - Вниз я тебя заманить не могу, а вверх - пожалуй, попробую. Девушка слезла, подбоченилась и говорит: - Ну, попробуй! А Даттам смеется: - Вот я тебя вниз и заманил, чего тебе еще надо. - Да, - вздохнула девушка, - накормила я тебя на свою беду, стал тыкак Харсома... И куда ж ты пойдешь? - В Варнарайн, - говорит Даттам, - в родной цех. А там - посмотрим.