В 1970 году Урсула Беллуджи в соавторстве с Якобом Бро- новским опубликовала в журнале Science статью с критическим разбором способностей Уошо. Беллуджи была одной из тех, кто совместно с Роджером Брауном изучал развитие речи у Адама и Евы, и упомянутая статья в существенной степени опиралась на эти эксперименты. Ее статья, как и статья Брауна, едва не склонила чашу весов в сторону противников серьезного обсуж- дения способности Уошо объясняться на амслене.И, хотя уже шел август 1973 года и к тому времени один из соавторов давно отрекся от своей статьи, тем не менее высказанные в ней аргу- менты против Уошо неожиданно вновь прозвучали на Между- народной конференции по этологии в разговорах ученых, отри- цательно относящихся к работе Гарднеров.
Беллуджи и Броновский углубились в изучение роли по- рядка слов и его взаимосвязей со свойствами, присущими че- ловеческому языку и человеческому мышлению. Чтобы под- черкнуть важность порядка слов, авторы выделяют пять суще- ственных стадии в процессе развития языка у людей. Вот пер-
вые четыре стадии, отражающие развитие «перемещаемости»:
1. Запаздывание между моментом восприятия стимула и воспроизведе- нием порожденного этим стимулом сообщения, иначе говоря, между приемом поступающего сигнала и подачей ответного.
2. Отделение порывов и эмоциональных реакций от содержания сообще- ний или находящихся в них указаний.
3. Расширение периода времени, о котором говорится, то есть развитие способности обращаться к событиям, происходящим в прошлом или связанным с будущим, а также обсуждать различные варианты пред- полагаемых событий.
4. Интравертизация языка, в результате чего он перестает быть лишь средством социального общения, а становится также инструментом самопознания и исследования, с помощью которого говорящий мыс- ленно конструирует ряд возможных высказываний, прежде чем выбрать одно из них и произнести вслух.
Пройдя эти четыре стадии, люди приобретают способность сообщать "информацию об окружающем, которая не является непосредственным руководством к действию. Вследствие этого общение становится менее эмоциональным и менее связанным с происходящими в данный момент событиями. Как и свойства, описанные ранее Брауном, эти четыре стадии с необходимостью требуют конкурентной эволюции некоторых грамматических структур, чтобы развилась способность восстанавливать отсут- ствующие в контексте связи. Таким образом, для наступления пятой стадии, на которой формируется способность к структур- ному анализу, необходимо, чтобы были пройдены первые четы- ре. Они характеризуются авторами как поведенческие в отличие от пятой — логической. Итак:
5. Структурная деятельность по реконституции *, включающая в себя два связанных между собой процесса: процесс анализа, в результате которого сообщение рассматривается не целиком, а делится на более мелкие части, и процесс синтеза, в результате которого производится перегруппировка этих частей так, чтобы можно было составить новые' сообщения.
Реконституция — это тот прием, с помощью которого чело- веческий разум копирует природу. Он позволяет человеку представить себе события, далеко отстоящие во времени, и является основой абстрактного мышления.
Беллуджи и Броновский неохотно, но все-таки признали, что Уошо может продемонстрировать некоторые формы поведе- ния, характерные для первых четырех стадий; правда, они утверждают, что трехлетнему ребенку это дается легче. Единст- венное, в чем, как считают авторы, претензии Уошо на «человеч- ность» не выдерживают никакой критики, это в вопросе рекон- ституции, пятой характеристики языка, отражающей его ло- гику. Они утверждают, что рекоиституция — это процесс, «по самой своей природе отличный» от остальных четырех, и боль-
* Реконституция — буквально переустройство, создание чего-либо за-г ново из тех же или похожих элементов.— Прим. ред.
шая часть их статьи посвящена попытке объяснить особенности и ход его развития у детей.
Во-первых, они перечисляют этапы, которые нужно пройти ребенку в процессе овладения языком, сравнивая их с тем, что написано об Уошо в отчете Гарднеров (к тому времени еще не- полном). В основном авторы подробно разбирают схему Роджера Брауна, однако они обратили внимание и на некоторые упущен- ные Брауном подробности. Например, они противопоставляют предположительно правильно построенные высказывания трех- летнего ребенка комбинациям Уошо, подразумевая, что струк- тура последних случайна, и, кроме того, обвиняют Уошо в том, что она неупотребляет вопросительных и отрицательных пред- ложений. Так, они заявляют: «Несмотря на имевшуюся возмож- ность узнать, что такое вопрос (и на несомненно существовав- шую возможность познакомиться также и с отрицательными предложениями), в дневниковых записях Гарднеров нет ника- ких свидетельств того, что Уошо когда-либо задавала вопросы или отвечала отрицательно». Из этого авторы делают вывод, что Уошо в отличие от детей не знакома с элементарными пред- ставлениями об основных типах предложений. Надо сказать, что один из недостатков критики, основанной на «отсутствии доказательств», состоит в том, что, как только начинают обна- руживаться новые факты, любой аргумент такой критики ока- зывается опровергнутым. Как уже говорилось, Уошо знала, что такое отрицание, а кроме того, она задавала и продолжает за- давать вопросы, просто это не было отражено в тех журналах наблюдений, которые изучали Беллуджи и Броновский. Но это всего лишь незначительные детали. Беллуджи и Броновский правы, утверждая, что истинно человеческое начало наглядно проявляется лишь тогда, когда люди сознательно реконструи- руют для себя модель подспудных и обычно скрытых от созна- ния законов грамматической структуры.
Когда ребенок постепенно и скрупулезно исследует язык, все более точно выделяя его характерные черты и постигая прин- ципы его строения, он, согласно Броновскому и Беллуджи, де- монстрирует «логическую связь между развитием языка и эволюцией всех человеческих способностей». Ребенок не может даже выучить названия различных окружающих его предметов, пока кто-нибудь не научит его, как, согласно грамматическим правилам, из слов строить фразы. Скорее всего, ребенок будет располагать слова, которые слышит от родителей, руководст- вуясь набором уже сложившихся в его мозгу правил и пред- ставлений об отношениях между словами. «Мы имеем основания думать,— пишут Беллуджи и Броновский,—что маленькие дети, чьи познавательные способности во многих отношениях ограничены, обладают поразительным умением усваивать за- коны языка, который они слышат, подобно тому как их жиз- ненный опыт формируется (воссоздавая структуру мира) под Действием конкретных впечатлений от окружающего. Этот про-
цесс и эта способность характерны не для одного языка, здесь проявляется свойственное всем людям умение выводить общие принципы путем индукции. Сюда относится не только способ- ность запоминать названия, когда этому специально обучают. Гораздо более основополагающе и важно умение ребенка вычле- нять в языке разнородные структуры, разделять новые для него высказывания на составные части, имеющие отношение к раз- личным аспектам окружающего, и .понимать значения этих частей в их новых сочетаниях». Именно это и есть реконсти-
туция.
Стараясь глубже изучить способности ребенка, Беллуджи и Броновский сделали попытку проанализировать реконсти- туцию в философском и эволюционном аспектах. Прежде всего они показали, насколько процессы анализа и синтеза необхо- димы'ребенку для понимания даже такого простого предложе- . ния, как «стул сломался». Чтобы понять это предложение, ребенок должен знать, что такое «стул», а для этого ему необхо- димо из знания определенного слова, относящегося к совер- шенно конкретному стулу, постепенно извлекать представление о феноменологических свойствах, характерных для «стула во- обще», что позволит ему понять возникшее в результате синтеза новое предложение. Точно так же ребенок должен проанализи- ровать слово «сломать», отыскивая некоторые сходные ситуа- ции, в которых встречается это слово, и затем определить, какое из значений слова «сломать», предложенных такими ситуаци- ями, подходит к данному стулу. Слова не существуют иначе, чем будучи вовлеченными в определенные взаимоотношения, в которых они становятся понятными, считают авторы *. Ре- бенку, чтобы понять предложение, необходим столь же полный и тщательный индуктивный анализ, как и взрослым. В такой модели языка, по словам Беллуджи и Броновского, «проявля- ется в миниатюре глубоко заложенная в человеке способность к анализу и мысленным экспериментам с окружающим миром путем разложения его на блоки, которые сохраняются при их перенесении из одного контекста в другой».
Способность человека воспроизводить окружающее, исполь- зуя символику языка — а фактически и орудия труда,— опи- рается на другое умение, умение овеществлять свой опыт, то
* При обсуждении природы языка убежденность Беллуджи и Бро- вовекого в том, что слова не существуют вне связей, в которых оеи ис- пользуются, приводит их в лагерь сторонников точки зрения, предвосхи- щенной Декартом. Декарт впервые четко сформулировал положение (впоследствии уточнявшееся Локком и Витгенштейном), согласно которому слова — это различные интерпретации некоторых неизменных явлении;
иначе говоря, существует фиксированный воспринимаемый намимир, по-разному описываемый различными языками. В последнее время многие психологи усомнились в справедливости такой точки зрения под влиянием экспериментов по гештальт-восприятию. Они считают, что процесс вос- приятия оказывает воздействие на воспринимаемое, то есть неизменных, независящих от воспринимающего субъекта явлений не может быть.
есть «рассматривать отдельно слова, означающие предметы, свойства и действия, и манипулировать этими понятиями так, как если бы они были реальными вещами». Овеществление началось с того, что человек, чтобы выжить, вынужден был от- влечься от сиюминутных задач и начать приспосабливать свое поведение к колоссальным изменениям, вызванным развитием орудий труда.
Для того чтобы абстрагироваться от постоянно меняющихся условий жизни и нужным образом изменить свое поведение, человеку необходима модель реальности, с которой он мог бы экспериментировать. Овеществление — это процесс, с помощью которого человек создает такую модель; она позволяет воссозда- вать реальность при помощи символов. Именно это дало_яело- веку возможность приобрести власть над природой, вследствие чего, вероятно, он и распрощался со спокойным существованием в мире животных. «Можно лишь предполагать,— пишут Бел- луджи и Броновский, отстаивая эту точку зрения,— что чело- веческий ум научился представлять реальные предметы по вы- полняемой ими функции лишь тогда, когда люди начали делать орудия труда, заранее придумав, как они будут ими пользо- ваться в дальнейшем».
Овеществление символов и процесс анализа, во время ко- торого оперируют этими символами, образуют совместно единый блок. Одно не может существовать без другого. С этой точки зрения попытка определить, знаем ли мы уже название предме- та, бессмысленна до тех пор, пока это название само по себе *не обретет смысл в предложениях, описывающих определенные взаимоотношения, и в более глубоких процессах познания, на- шедших отражение в этих предложениях. Беллуджи и Бронов- ский так убедительно обосновывают взаимосвязь семантики и синтаксиса, что это, казалось бы, должно подрывать основы их критического отношения к Уошо: раз они допускают, что Уошо доступна семантика, то как она может обходиться без синтак- сиса? Воистину'испытываешь искушение простить им критиче- ское отношение к Уошо во имя той яркой характеристики, кото- рую они дали взаимоотношениям, связывающим язык с мышле- нием и с изготовлением орудий труда.
