Я объявляю свой дом

Безъядерной зоной!

Я объявляю свой двор

Безъядерной зоной!

Я объявляю свой город

Безъядерной зоной!

Я объявляю свой...

Сон моментально пропал. Желание спать здесь дальше, - тоже.

Я неуверенно улыбнулся, когда оторвав руки от лица, ты позволил себе посмотреть на меня.

Одной из твоих кличек, было погоняло "Волк". Вот тогда, наверное, я впервые увидел, это резкое нечто. Ты смотрел глазами волка. Сверкнувший взгляд из под расставленных пальцев. Гипнотизирующий, пугающий нереальной светлостью, небесно - пепельного оттенка. И хищный, очень хищный. Такой виноватый, испуганный, отчаянный, но очень пугающий. Хищник рвался на свободу, а ты давил его внутри себя, не в силах принять и понять, то, что для тебя самого было непонятно и сложно. Желание пульсировало в чёрных зрачках: голод, неуверенность, страх и слабая надежда.

Ты не улыбнулся в ответ.

- Классно наебнул! - заметил я одобрительно поднимая палец, попытался смеяться, и не смог, пойманный глазами на расстоянии. Сделалось жутковато. В последствии, мне не раз будет жутковато, когда переходя от ласковой нежности к хищному оскалу, ты начнёшь медленно и методично пожирать меня изнутри, ломая, выкручивая, подстраивая под себя. А сейчас ты просто был тем человеком, который бескорыстно оказал мне помощь и вот теперь говорил все эти нелепые слова.

- Это не шутка, - сказал ты и поднялся, приближаясь ко мне.

- Так не бывает, - заметил я отодвигаясь.

Нет, я не боялся Вольха. С чего мне его бояться? Но это заявление парализовало.

- Знаю. - Вольх чуть дрогнул одними губами. - У самого в голове не укладывается. Но это так. Я тебя хочу, Никита. Очень.

Он сел рядом и взял меня за руку, двумя пальцами сжимая ладонь. На запястье Вольх носил часы, тяжёлые с посеребренным браслетом. Они слегка съехали вниз, холодя кожу металлом.

От Вольха исходил запах табака и бензина, (он постоянно возился в гараже ) техники, метала, пластика, проводов - этим барахлом была завалена вся соседняя комната. Вольх упомянул небрежно о том, что халтурит на досуге. Не знаю, в чём заключалась халтура, но этот запах мужского холостяцкого жилья принадлежал Вольху и его съёмной квартире.

Нос щекотал аромат крепкого одеколона, такой специфичный, резкий, кружащий голову. Запах исходил от рубашки, шеи, волос. Не знаю, почему я так фиксировался на деталях, скорее отмечал их механически, в той напряжённой тишине, что наступила после его слов.

Тихо клацал зубами череп - часы на стене. Мигали плоские фонарики под потолком, которые Вольх приспособил для подсветки, превратив потолок в модель вселенной, окутанной паутиной кассетной ленты. Наверху мерцали гирлянды - звёзды, а на леске кружились разноцветные стекларусовые шарики. Если толкнуть, сверху падал прыгающий мохнатый паучок игрушка. С юмором у Вольха был порядок, а квартира говорила о том, что он рукодельный парень, способный сделать конфетку из дерьма.

Негромко жужжал системник, работающего компа. Придя сюда, я не заметил, что он включен, а вот оказалось, что Вольх его попросту не выключал, погасив монитор.

С крыши с грохотом обрушился комок снега, разрушая дурацкое наступившее после этих слов оцепенения.

- Бля, приплыли, - подумал я, не зная, что делать. Изнутри начала подниматься медленная нарастающая паника.

- Я...домой пойду. - Предпринял неудачную попытку подняться, неловко двинул рукой, словно ладонь Вольха стала ядовитой.

- Ник, я тебя, ни к чему не принуждаю.

Вольх поймал за ремень, дёрнул обратно, встал, освобождая пространство, в тот миг, как только я коснулся дивана.

- Просто, не мог больше это держать в себе, - тихо признался он, пожевав губами.

- Поэтому сказал. Делай с этим что хочешь. Захочешь, можешь постебаться, захочешь... - он махнул ладонью, - расскажи всем. За этот базар я отвечу... Захочешь ...Он сделал выразительную паузу. - Оставайся.

- Ты...Ээээ...

Я не знал, как подобрать слова.

- Ты вообще, думаешь о том, что говоришь? - спросил я, начиная приходить в себя, и понимать, что мир не рухнул, и из нас двоих спасать похоже надо не меня, а Вольха. Стоит с такой отчаянной мордой, словно сейчас с балкона сброситься.

- Ты парень. Я тебя знаю, всего три дня. Как я по - твоему, должен на это отреагировать?

В моём голосе не было злости или отвращения, раздражения тоже не было, просто строгость училки выговаривающей ученику, что он облажался, и вообще, "если ещё раз сцуко заявиться в школу без дневника, получит пизды, большой такой пизды".

Вольх пожал плечами и посмотрел с лукавой ухмылкой, за которой я видел, огромным махровым цветком расцветало облегчение.

Как он потом мне рассказал, думал, будет хуже. А я так и не признался ему, что на самом деле, до меня просто не дошли его слова. Ни его слова, ни их смысл. Я просто не понял. Не воспринял на самом деле. - Тебе решать. Я сказал. Признание тебя ни к чему не обязывает.

- Хм, учитывая, что ты пошутил, - начал я миролюбиво, планируя свести всё к хохме.

Вольх резко поймал меня за запястье, наклонился и поцеловал в губы. Быстро, скользнул языком. И оттолкнул обратно, выпрямившись, прежде, чем я смог отреагировать и сообразил дать ему в репу.

- По - твоему, это, потянет на шутку? - спросил он совершенно серьёзно, даже с какой - то злостью.

А я просто растерялся. Он ошеломил меня напором. Надо было встать, уйти. Надо было.

А куда мне идти? Да что происходит - то собственно? Он дурак? Пьяный? Накурился? Ну не тянул Вольх на гомика в моём представлении. Дурдом какой - то. Прикол?

Но пока активно моргая, я мылился ответить, Вольх порылся в шкафу, вытянул подушку с одеялом и запустил ими в меня.

- Всё. Я спать. Мне завтра вставать рано.

Дверь хлопнула, а я остался сидеть на полуразобранном диване, растерянно сжимая в руках подушку и одеяло которое повисло на моём плече.

На утро, я ушёл.

Как не прочны стены наших квартир,

Но кто-то один не подставит за всех плечо.

Я вижу дом, я беру в руки мел,

Нет замка, но я владею ключом.

Ты проводил меня до дома, болтая о пустяках и ни единым слово не касаясь того, что произошло вчера. Я тоже старался избегать этой темы, решив, что по пьяни мне просто привиделось, ну или ты был пьян, и это всё не имеет ни малейшего значения. А на следующее утро, когда я вышел из дома, держа рюкзак на плече, увидел тебя.

- Привет, - сказал ты и протянул мне руку, отлепляясь от стены. - Пошли.

Это лаконичное "Пошли" и не менее краткое "Привет". Вот в сущности и всё, что нужно людям для понимания, если бы это понимание не было таким идиотским.

На улице снег утратил свою белизну,

В стеклянности талой воды мы видим луну.

Мы идем, мы сильны и бодры...

Замерзшие пальцы ломают спички,

От которых зажгутся костры.

Ты провожал меня в лицей, а затем шёл в универ и по вечерам на работу. Бывали дни, когда ты просто встречал меня у ворот училища, забирая рюкзак и приглашая пропустить по пивку. И я не знал, что сказать одноклассникам. Как, объяснить им, что тут, чёрт возьми твориться. Я сказал, что мы дружим, но это была странная дружба....

Это наш день, мы узнали его по расположению звезд,

Знаки огня и воды, взгляды богов.

И вот мы делаем шаг на недостроенный мост,

Мы поверили звездам,

И каждый кричит: "Я готов!"

Вольх больше не заикался о чувствах, ничем не напоминая о случившемся.

Однажды я не выдержал и спросил: Что это было, в тот вечер? Вольх посмотрел очень внимательно, своими светлыми пугающими глазами, и сказал медленно.

- Я тебя люблю. И ты будешь мой, - прибавил он, чуть помолчав.

Мне бы испугаться уже тогда, но Вольх совершенно спокойно добавил.

- Сам придёшь. Я терпеливый, подожду, когда дозреешь.

Кажется после этих слов, я испытал облегчение, сообразив, что он ничего не собирается делать. Но в то же время, именно после этих слов, я заметил, что стал думать об этом. И сам не заметил, что провожу с Вольхом каждый божий день. Забуриваясь к нему с самого утра и зависая до поздней ночи, а иногда оставаясь ночевать. Родителям до меня не было никакого дела. Я учился через задницу, в будущем мне светила армия, и единственные успехи на которых я иногда подвизался в учёбе, помогал делать Вольх, который нихрена не понимал в моих предметах, но педантично усаживался решать со мной домашку, и тихонько перебирал струны гитары, подбирая мотив.

Вольх сочинял музыку и песни - свойство, которым имеют привычку болеть все подростки. Стихи представлялись второсортными, как это чаще всего и бывает в подобном возрасте. Но когда он перекладывал их на музыку, слушать его голос можно было до бесконечности. Вольх не обладал поэтическим даром, но умел вкладывать дущу во всё что делает, и это затрагивало, цепляя какие - то неведомые струны внутри.

Выдох - вдох, хорошо дышать.

Чёрный горох да нелегко глотать.

Его песни наполняла удивительная энергетика. Иногда он садился напротив, брал гитару в руки и пел так, что по телу бежали тысячи иголок, и становилось удивительно странно, блаженно, непонятно. Сердце сладко замирало изнутри, а лицо начинало гореть и хотелось... Непонятно чего. Хотелось закрыть глаза и просто слушать, слушать, слушать.

Шаг другой, до счастья далеко

Хей, брат постой, я знаю нелегко.

Вымой лицо, побрейся, улыбнись.

Поиск по сайту: