Ты видел последний номе “Illustrated Weekly”? Ты знаешь, что папа здесь, в Бомбее, на «евхаристическом конгрессе» — но что такое евхаристия, мой мальчик?
Это святое причастие.
А! так я и думала… В “Illustrated” приводится история этих евхаристических конгрессов, и, кажется, у истоков первого конгресса (это было не так давно, в прошлом веке, я думаю) стояла одна француженка. И затем [Мать смеется], там был блестящий портрет папы с посланием, адресованным им специально читателям “Weekly”, где он позаботился о том, чтобы не употреблять христианские слова. Он пожелал им… я не знаю чего, и (а это было написано по-английски) celestial grace [небесной милости]. Тогда я увидела (он пытался быть как можно больше безличностным), я увидела, что, несмотря ни на что, самые большие трудности христиан состоят в их желании благополучия и в том, что их исполнение находится на небесах.
Мне прочли, или мне так послышалось, “terrestrial grace” [«земная милость»], вместо “celestial grace” [«небесная милость»]. Когда я услышала это, что-то во мне стало вибрировать: «Как! но этот человека обращен!» Тогда я попросила повторить и услышала, что это не так, что на самом деле это была «небесная милость».
Вот в чем дело.
Точно.
Они думают о божественной реализации, но не как о земной реализации, они думают, что божественная реализация происходит где-то в другом месте, в небесном мире, то есть в нематериальном мире. И это –самое большое их препятствие.
Очевидно, что касается веры (я не имею в виду очень точный и очень ясный научный дух), но что касается веры, то до настоящего времени нет очевидного доказательства, что Господь хочет реализоваться здесь; за исключением, быть может, двух-трех озаренных, имевших переживание… Кто-то спросил меня, была ли супраментальная реализация в прошлом, то есть, в доисторические времена (потому что историческое время очень краткое, не так ли). Естественно, вопрос всегда соответствует одной из вещей, которая представляется передо мной в момент концентрации. Тогда я совершенно спонтанно ответила, что коллективной реализации никогда не было, но могли быть одна-две индивидуальных реализаций, как примеры того, что является обещанием — обещанием и примером: «Вот что будет.»
Я имела очень четкие воспоминания — живые воспоминания — о человеческой жизни на земле, совершенно примитивной жизни (я имею в виду: вне всякой ментальной цивилизации), человеческой жизни на земле, которая не была эволюционной жизнью, которая была манифестацией существ из другого мира. Я переживала это в течение некоторого времени — живое воспоминание. Я еще вижу это, еще сохранился образ в воспоминании. Это не имело ничего общего с цивилизацией и ментальным развитием: это был расцвет силы, красоты, в ЕСТЕСТВЕННОЙ, спонтанной жизни, как в животной жизни, но с совершенством сознания и власти, несравненно превосходящих то, что мы имеем сейчас; именно с властью над всей окружающей Природой, животной природой, растительной природой и минеральной природой; это прямое управление Материей, чего люди сейчас не имеют — нам требуются посредники, ментальные инструменты, тогда как это было прямым. И не было мыслей или рассуждений! Это было спонтанным [жест, указывающий на прямое распространение воли на Материю]. Я имела живое воспоминание этого. И это должно было существовать на земле, потому что это не было предвестником: это не было видением будущего, это было воспоминание прошлого. Стало быть, должен был быть момент… Это было сведено к двум существами: у меня нет такого впечатления, что их было много. И не было ни родовых мук, ни чего-либо животного, абсолютно ничего; это была жизнь, да, жизнь действительно высшая в рамках Природы, но с необычайной красотой и гармонией! И у меня не было впечатления, что это было (как сказать?) что-то знакомое (отношения с растительной и животной жизнью были спонтанными и абсолютно гармоническими с ощущением бесспорной власти — не было даже ощущения, что этого могло не быть — бесспорной власти), но никакой идеи о том, что были другие существа на земле и что надо заниматься ими или «доказывать» — ничего подобного, абсолютно ничего из ментальной жизни, ничего. Такая вот жизнь, как жизнь прекрасного растения или прекрасного животного, но с внутренним знанием вещей, совершенно спонтанным и без усилия — жизнь без усилия, совершенно спонтанная. У меня даже не было такого впечатления, что был вопрос питания, я этого не помню; была только радость Жизни, радость Красоты: были цветы, была вода, были деревья, были звери, и все это было дружеским, но спонтанно. И не было проблем.! Не надо было решать никаких проблем, совсем никаких — живи!
Несомненно, жизнь в доисторические времена.
Но это было очень, очень давно. Потому что совсем не было ощущения, что это росло снизу: как если бы это упало туда, вот так, чтобы веселиться.
Это должно было быть до появления человека в Природе — не после, а до.
Это были человеческие формы, но я не могу сказать, что я четко это помню: если меня спросить, были ли, например, ногти на пальцах, я не смогу ответить! Это было очень пластичным и очень светлым. Но, как бы там ни было, по форме они были как люди.
(молчание)
Папа заявил, что он хочет дать послание не-христианам, и я попросила, чтобы мне принесли это послание. Потому что в ментальных беседах с ним две вещи остались очень четкими… У него есть какая-то политическая предвзятость. Это очень политический человек в том смысле, что он делает вещи по какой-то причине, с точной целью, рассчитанной согласно своему пониманию, чтобы эффективно достичь этой цели — это политический человек.
Он имеет политическую привязанность к догме. Например, после одной из бесед с ним (я имела с ним три-четыре беседы, ментально, и совершенно объективным образом, потому что его реакции были неожиданными, они были для меня совершенно спонтанными, то есть, я получала ответы, которые совсем не были тем, что я могла ожидать — это доказывает, что беседы были подлинными), но, например, я имела встречу с ним (это была часть его ментального существа, высшего интеллекта; она очень хорошо сформирована, сознательна, индивидуальна), и я имела с ним спонтанную беседу, которой я не искала и которая оказалась очень интересной. Но, в какой-то момент, я ответила на что-то, что он сказал, и сделала это с силой [на том высшем плане]: «Господь есть везде, даже в аду.» И в тот момент он так резко отреагировал, что пуф! он исчез. Это меня сильно поразило… Я не знала этой догмы, но, кажется, что согласно католикам, что самым худшим страданием ада, хуже огня и всего прочего, является то, что там вообще нет Господа. Это догма: Господа нет в аду; я же говорила о вселенском Единстве и так выразила его.
Есть еще одна вещь, которую я очень хорошо помню и которая поразила меня. Это было после его избрания (но задолго до того, как он решил съездить в Индию): он прибыл в Индию, и он прибыл в Пондишери, чтобы встретиться со мной (не специально: он просто прибыл в Пондишери, а затем он пошел искать меня); я встретилась с ним в комнате для приемов. У нас была долгая беседа, очень долгая и интересная беседа, и вдруг (это было к концу, пришло время ему уйти), когда он поднялся, что-то его озаботило; он спросил меня: «Что вы скажите своим детям о встрече со мной?»… Кончено, это проявление эго. Тогда я посмотрела [Мать улыбается] и сказала ему: «Я скажу им только то, что мы были объединены в нашей любви ко Всевышнему.» Тогда он расслабился и исчез. Это меня поразило. Это совершенно объективные вещи.
Но это — маленькие грани природы. А так, его мечта — быть могучим существом, способным духовно объединить человечество.[149]