Января 1966

VII

АГЕНДА

МАТЕРИ

8 января 1966

(Мать читает письмо Шри Ауробиндо, которое она собирается опубликовать в февральском номере «Бюллетеня»)

«Единственное творение, для которого здесь есть место, это супраментальное творение, нисхождение божественной Истины на землю, и не только в ум и витал, но и в тело и Материю. Наша цель заключается не в том, чтобы снять все “ограничения” экспансии эго или обеспечить свободное поле и безграничное пространство для осуществления идей человеческого разума или исполнения желаний эгоцентрической силы жизни. Никто из нас не находится здесь для того, чтобы делать, что он пожелает, или творить мир, в котором мы наконец-то сможем делать все, что нам угодно; мы здесь для того, чтобы делать то, что хочет Божественное, и творить мир, в котором Божественная Воля сможет проявить свою истину, больше не искаженную человеческим неведением или извращенную или неправильно передаваемую витальным желанием. Работа, которую должен делать садхак интегральной йоги, является не его собственной работой, определяемой им самим, а работой Божественного, которая должна делаться в соответствии с условиями, накладываемыми Божественным. Наша йога делается не ради нас самих, а ради Божественного. Мы стремимся не к личному утверждению, утверждению индивидуального эго, освобожденного ото всех оков и обязательств, а к манифестации Божественного. Наше собственное духовное освобождение, совершенство и полнота должны быть результатом и частью этой манифестации, но они не должны ставиться в качестве эгоцентрической цели или в качестве “поиска себя”. И это освобождение, совершенство и полнота должны преследоваться не ради нас самих, а ради Божественного.»

Шри Ауробиндо

Я нахожу это восхитительным! Надо все повторять и повторять и повторять это — самому себе и другим, каждую минуту.

Это точный ответ на сегодняшние условия.

В этом все дело: это касается самого центра трудности [Мать подцепляет своими пальцами что-то крошечное и очень жесткое]. Несмотря ни на что, можно отдать все, можно полностью оставить все, но есть что-то [тот же жест], и это что-то всегда остается здесь, позади.

Я была очень довольна, прочитав это вчера вечером. Я сказала: «Вот! Вот то, что нужно.»

Надо опубликовать и повторять это всем и каждому.

*

* *

(Чуть позже, Сатпрем, видя скопление бумаг на столе Матери, предлагает взять часть бумаг с собой, чтобы не было такого завала)

Нет, трудность не в этом; моя трудность в том, что слишком много людей прикасаются к моим бумагам. Довольно любопытно, это почти материально: я раскладываю что-то, и если никто этого не касается, я снова нахожу это; мне не надо искать: я сразу же вытаскиваю то, что нужно. Даже если кто-то берет что-то, не нарушая порядка, атмосфера уходит, и я больше не знаю, как я все разложила. А здесь четыре, пять, шесть человек прикасаются к моим бумагам — семь. Так что [Мать на кипы во всех углах]: хаос.

января 1966

(По поводу «туристической» поездки по Индии, которую Сатпрем должен был предпринять по определенным причинам)

Ты почувствовал какую-нибудь разницу?

Какую разницу?

Быть здесь и быть в Бангладоре?

О! для меня это было ужасно. Все это — сущий ад.

А! такое воздействие на тебя это оказало?

О! да.

Тогда все в порядке.

Туризм, все это, это сущий ад. Я сделал свою работу — не очень хорошо, но я ее сделал.

Тогда все в порядке.

По правде говоря, это, то, что ты сказал мне[1], но я хотела бы знать, почувствовал ли ты это внешне. Ведь я сразу же знала об этом. И, затем, между нами был другой контакт, отличающийся от того, что мы имеем здесь, и это выражалось — как назвать это? [смеясь] нехватка адаптации.

Это слабость?

Это было очень выраженным, ярко выраженным. И в тебе была интенсивность [жест сжатых кулаков], потребность в изменении вещей.

А, да! это чистый ад. Это Ложь во всех деталях.

Да, это так.

Это ложно.

Ложно, ложно.

(молчание)

Эта внезапная смерть Шастри.[2] Для меня это было очевидно. Это довольно любопытно: когда мне (уже давно) сказали, что они должны встретиться в России, я спонтанно заметила: «Если он поедет туда, то умрет» (я никогда не знала, почему, но так и было). Затем я больше не думала об этом, и на этот раз мне сказали, что конференция состоится, но я не расслышала или мне не сказали (не знаю точно), что она пройдет в России, так что... Между тем, кто-то ознакомил Шастри с моим посланием[3], на что он ответил, что для него это выражает истину, но… «Что я могу поделать? Я маленький человек.» Вот что он сказал. После этого я молчала, а когда мне сказали о конференции, я подумала: «Надо, по крайней мере, сделать самое “лучшее” из этого» — я «зарядила» его по максимуму. Но «зарядила» так, как если бы он был мощным человечком… Это опасно[4]!

Но я знала, когда проходила конференция, и вдруг, посреди ночи, я внезапно проснулась из-за того, что кто-то просил о помощи — это был он.

На следующий день ранним утром мне сообщили, что он умер. Это не было для меня «новостью»! Я сказала: «Но конечно! само собой разумеется, это так.» И кажется (я узнала детали потом — гораздо позже, в ходе дня), кажется, что переговоры были очень трудными, и когда они закончились тем, что он считал успехом (очевидно, это было «лучшее», что могло произойти там), он ликовал и был совершенно счастлив[5]; затем он пошел в свою комнату, а спустя несколько минут открыл дверь и позвал доктора, и за считанные минуты все было кончено. Вероятно, тогда он и позвал меня. Но это было предрешено задолго до этого.

Не было из-за чего «ликовать»! Они потеряли то маленькое преимущество, которое обрели в ходе войны.

Да [Мать кивает головой]. Кажется, это лучше, о чем они могли помыслить.

Я нахожу это плачевным.

Нет, это продолжение все той же истории.[6]

Да, продолжение все той же истории… Знаешь, какое впечатление на меня произвела смерть Шастри?… Было такое впечатление, что это символ, смерть Гнома.[7] Смерть Гнома. Это было дно ямы и конец Века Гномов. И что, может быть, сейчас мы будем подниматься.

Будем надеяться… Пока что все подвешено.

Но это [смерть Шастри] было необходимо. Если хотеть, чтобы что-то изменилось, это было необходимо.

Конечно.

Ведь он не был злым человеком, конечно.

О, нет!

Он был очень маленьким.

Но все эти люди не злобны: они просто ничто.

О! некоторые извращены. Но они очень малы.

Да, нули.

Это событие не повлияло на твою поездку?

О, мелочи, были закрыты все магазинчики… А ты не думаешь, что это действительно знак смены направления?

Как сказать?… Надеюсь.[8]

Да, надеемся.

Сопротивление сил Лжи достигло высшей степени, они в состоянии неистовства — крайнего неистовства.

Да, это вопиюще.

Февраль и март — самые критические месяцы. Может быть, в апреле вещи примут верное направление [Мать делает жест обращения].

Вот так. Что же, я довольна, что ты сознаешь то, что ты мне сказал(!)

О, я ежеминутно сознавал этот ад.

Это хорошо, очень хорошо. Ты был гораздо ближе, чем обычно. Гораздо ближе, как что-то физически близкое.

Эта близость всегда была там наверху [жест над головой], в общих направлениях, но теперь была физическая близость и ощущение, что… да, прекратилось сопротивление определенного рода, оно стало спадать. Так что я сказала себе: «Это очень хорошо, это крайне необходимо.» Если эта «турпоездка» не была слишком утомительной, тогда все в порядке; это была единственная негативная сторона… (как сказать?) не могу сказать, что я «боялась» этого, потому что я ничего не боюсь, но это казалось мне возможным.

Нет-нет! Через два-три дня все будет в порядке.

Это то, чего я хотела бы.

Поиск по сайту: