Но это лишь начало обучения клеток существованию Того, улыбающегося чуда. Для них припасены ещё более радикальные операции - в действительности, то, что происходит, это одна и та же операция: передача мощности. Это переход от тысяч лет привычек, кристаллизованных в законы, к великому Закону, который является скорее не-законом или спонтанной изобретательностью каждой секунды. Можем мы вообразить себе тело, которое должно снова обучаться тому, как жить каждую секунду, или, можно было бы сказать, переоткрывать жизнь каждую секунду - постоянно возрождаться?... Всё же как раз с этим мы и имеем дело. «Эта работа включает в себя изменение сознательного базиса всех клеток - но не всех одновременно! Это было бы невозможно. Даже мало-помалу это очень трудно: момент изменения сознательного базиса - это... почти как паника в клетках и впечатление: О, нет, вот что произойдёт! Так что иногда это трудно». Она закрывала свои глаза и становилась очень бледной, или, когда доза была слишком сильной, всё могло казаться просто дезорганизованным - хотя, на самом деле, это не доза была слишком сильна, она была в совершенстве отмерена, но были окружающие трудности, примешанные к ней: «Я борюсь и борюсь... слишком много лжи вокруг меня. Я буду слышать это до самого конца. И различные функции тела овладеваются одна за другой, в чудесно логическом порядке, в соответствии с функционированием тела. Это происходит группами, почти что способность за способностью или частью способностей, и некоторые немного трудны [передачи, включающие в себя нервы и сердце - особенно нервы - будут, на самом деле, наиболее опасными и болезненными.]Не знаю. Поскольку это совершенно ново, не знаю, будет ли легче ничего не делать. [Было множество людей, поджидавших её за дверью или даже в её комнате.]Вероятно, нет, не в этом дело; дело в общей позиции остальных. Это даёт некую коллективную поддержку во время перехода. В то время, когда отходит сознание, которое обычно поддерживает клетки, чтобы уступить другому сознанию своё место, клетки нуждаются (не знаю, именно ли клетки нуждаются, но...), есть потребность в поддержке... (как бы выразиться?) некого сотрудничества коллективных сил. Это не очень много, это не совершенно необходимо, но это немного помогает. Есть моменты почти что муки, ты знаешь, ты просто подвешен - возможно, на несколько секунд, но эти секунды ужасны. [И тогда ученики, глядя на Мать, думали: Мать очень больна, Мать покидает нас, Мать... Тёмная коллективная атмосфера, в которую непосредственно затягивались её клетки.] И даже это исходит от глупого инстинкта самосохранения, прочно укоренившегося в глубинах клеточного сознания - оно знает это. Оно знает. Это старая привычка...» Этот инстинкт самосохранения объясняет самые первые прутья тюрьмы. Первая индивидуализированная Материя, она больше не воспринимает, что обладает всей Жизнью и грандиозностью Мощи всей вселенной - есть «я», и оно напугано. Оно вступило в смерть. Мать приближалась к этому корню. И этот процесс всегда был одним и тем же: «В тот критический момент есть полная сдача всего в теле, его существования и всего, и это наполнено светом и силой. Это Отклик». Тюрьма уступает, и всё здесь. Сдача старого вида. «Не проходит и дня без доказательства того, что одна доза, даже не полная доза, мельчайшая доза, ничтожная капелька Того, может вылечить тебя за минуту (нет то, что "может", оно лечит); всё время в равновесии, и малейшая неудача может означать расстройство и конец, тогда как просто с капелькой Того... всё становится светом и прогрессом. Две крайности. Две крайности рядом друг с другом».
Придёт время, когда эти крайности будут не рука об руку, а невероятным образом переплетутся друг с другом. Это медленное продвижение к мистической границе, к парадоксальному состоянию, которое подобно смерти и жизни в одно и то же время: одновременно на этой и той стороне. В течение этих лет Мать «совершенствует сдачу», как она обычно говорит. «Мы говорим о трансформации, даже о преображении, но есть переход от старого движения к новому движению, от старого статуса к новому статусу, что является нарушением равновесия, и для того, что всё ещё принадлежит старому творению, это нарушение равновесия кажется опасным и производит то впечатление, что всё ускользает, что больше нет какой-либо опоры. Так что именно здесь ваша вера должна быть непоколебимой. Но вера, отличная от ментальной веры, которая является самоподдерживающейся: вера в ощущении». И это очень трудно. Год за годом мы можем отмечать этот прогресс к тому новому состоянию и как бы следовать курсу, нанесённому на карту: «В течение перехода между этими двумя видами сознания встречается момент, когда ты чувствуешь себя совершенно глупым - ты больше не можешь думать или делать что-либо, ты совершенно никчемен и теряешь связь с вещами. Всякий раз, когда какая-либо часть подвергается изменению (что я назвала "смена господина"), у тебя такое чувство, что всё кончено. В первый раз, когда это происходит, ты опасаешься; после ты привыкаешь к этому и держишься спокойно; затем внезапно проглядывает свет. И это: Тысячелетняя привычка, что всё идёт иначе, так сильно внедрена здесь, что у тебя ощущение... растягивания жгута; пока ты тянешь, эффект ощущается, но если натяжение ослабить, хотя бы на секунду, тогда всё возвращается назад просто по привычке. Что заставляет тебя быть в постоянном напряжении. Но так не будет вечно. Это переход от одной привычки к другой. И [в «другой» привычке] есть это необычайное ощущение нереальности страдания, нереальности болезни, нереальности... Это довольно странно. [Нереальность законов аквариума.] И затем есть все те тысячелетние привычки, которые приходят, пытаются противодействовать и говорят, что нереальна как раз ситуация, в которой ты оказался!... Есть моменты неописуемого великолепия, ты знаешь, но они мимолетны. И другое состояние здесь, оно вокруг и постоянно давит». Затем движение становится более точным и интенсивным: «Идёт работа по переходу во всех её деталях, и это не легко. Взять, к примеру, привычку клеток черпать силу снизу, через питание и т.д.; когда ты хочешь трансформировать это в постоянную привычку черпать силу сверху в каждую секунду и в каждой детали, то встречается трудный момент... ("сверху" - это манера выражаться, потому что на самом деле нет никакого направления, нет ни верха, ни дна, ни чего-либо подобного). Но это означает, что ты больше не получаешь поддержку на поверхности, будь для того, чтобы стоять или гулять, сидеть или двигаться... И если приходит память о прошлом способе - обычном способе, универсальном способе всех человеческих существ - тогда внезапно это как если бы... (это действительно странно), как если бы тело не могло больше ничего делать! Как если бы оно было готово упасть в обморок».
И это не «как если бы».
Затем курс стал ясным: «Больше не та же самая вещь заставляет тебя действовать - под "действием" я понимаю всё: ходить, гулять, просто всё. Центр больше не тот же. Например, в это утро клетки тела, то есть, форма тела, несколько раз чувствовали, что оставаться им вместе или распасться - зависит от определённой позиции. Наряду с восприятием (иногда почти дуальным или одновременным), восприятием того, что заставляет тебя двигаться, действовать или знать: старый способ, остающийся как память, и новый способ, для которого, очевидно, нет причины распадаться, кроме как если ты сам выберешь его - это бессмысленно, иногда совершенно бессмысленно: зачем распадаться!» На другой стороне тюрьмы смерть не имеет смысла, она не существует. Но есть граница между этими двумя позициями. «И в момент, когда ты снова проваливаешься в старое сознание, или, скорее, когда старое сознание появляется вновь, если ты не очень внимателен, тогда это вызывает обморок... В ТО ЖЕ САМОЕ ВРЕМЯ есть ощущение нереальности жизни и реальности того, что можно было бы назвать вечным: нет ощущения смерти, она просто ничего не значит. Нет ничего, кроме выбора. И расстройство не имеет значения, ПРИЧИНЫ СУЩЕСТВОВАНИЯ: это фантазия». Смерть состоит в том, чтобы просто быть в неправильной позиции, занимать неправильное положение. Или же подчиниться старой гибельной привычке. Нет ничего смертного, кроме неправильно поставленного сознания. «И контраст или противопоставление[этих двух состояний]огорчительно, болезненно; жалуются оба состояния: старое, потому что чувствует, что падает в обморок, и новое, потому что его не оставляют в покое [полсотни людей ждут за дверью]. Когда ты в том или другом состоянии, всё в порядке, но когда оба вместе, это не очень приятно. И также есть некое ощущение неопределённости: ты не совсем уверен, где ты находишься, здесь ты или там - ты не совсем уверен. И затем глупость людей и вещей становится поистине жестокой, потому что даже в обычном сознании все эти усложнения не имеют для меня никакого смысла, но затем, если из-за необходимости удерживать одновременно два почти противоречивых состояния, ты добавляешь эту массу глупостей, то это не очень-то приятно».
И всё же ключ был спрятан в том противоречивом и парадоксальном состоянии. Потому что на самом деле это был не вопрос перехода на ту или иную сторону, от одной позиции к другой, а вопрос трансформации самого перехода в третье состояние, которое комбинировало эти два. Короче говоря, это почти так, как если бы нужно было просверлить отверстие или протянуть мост между двумя состояниями, чтобы заменить теперешнюю необходимость прыгать из одного мира в другой. Мост должен быть построен в теле, а не вне его. Мост в теле. Переход между «жизнью» и «смертью» - это место, где третья реальность должна прийти в бытие. Ячейки сети или прутья клетки, что порождает некое обращение от жизни к смерти (или, скорее, от смерти к жизни) должны быть изменены в непрерывную и целостную жизнь. Тело, являющееся местом нашего заключения, само должно найти, и через собственное заточение, ключ к непрерывной жизни. Жизни, которая находится на обоих сторонах и которая, в конечном счете, не имеет сторон. Не должно быть никаких «сторон» - тогда «смерти» больше не будет: будет нечто иное. Нечто иное на обоих сторонах. Очевидно, новый тип жизни.
Тот тип жизни, который медленно зрел в теле Матери - медленно и осторожно и рискованно: «Да, скажу тебе, это действительно странное состояние... Бывают даже моменты, когда ты чувствуешь, что простой пустяк мог бы заставить тебя потерять контакт, и только если ты остаёшься спокойным и индифферентным - индифферентным - могут продолжаться вещи». Чтобы быть способным соединить две стороны, вы должны установить полную индифферентность к смерти, сделать смерть нереальной, она должна утратить свой смысл. Смерть должна потерять всё свое значение в теле, не должно быть ничего, кроме Того, текущего без барьеров - нет больше опоры, нет больше привычек: только привычка Того. И курс близится к завершению: «Готова ли ты ко всему? Естественно, я говорю: ко всему! И Присутствие становится столь чудесно интенсивным... Нет выбора, нет предпочтения, нет даже стремления: полная, полная сдача... Покончено с рабством и привязанностью ко внешним вещам, всё это полностью ушло - полностью, абсолютная свобода. Другими словами, нет ничего, кроме Того, всевышний Мастер становится мастером». Великое тотальное Сознание. Старый вид сдался. И Мать добавила:«Тело больше не зависит от физических законов».
Это «передача силы».
Шел 1966 год.
Это переход от тёмного автоматизма старых клеточных отпечатков к сознательному автоматизму великого Точного Сознания.
Тем не менее, простой пустяк вынуждает вас терять контакт.
И однажды утром, своим спокойным голосом как серебряная река, Мать сказала мне: «Я на границе нового восприятия жизни... Как если бы определённые части сознания превратились из гусеницы в бабочку».