(с-к «Незабудки», Сыктывкар 1994; с-к «Север. Чаша причастия» 2012)
Э
***
Эти руки многое сказали...
я давно не видел чутких рук,
и целую трепетные пальцы
осторожно, чтобы не спугнуть
первый тур заказанного танца.
Опасаясь породить печали
редких встреч и тягостных разлук,
начинаю снова вечный круг
поиска тропы в страну Любовь.
Отрицая прошлое неверье,
отрицая прошлые потери,
поддаюсь на еле слышный зов
и целую трепетные пальцы
в зимний день заказанного танца
женщине по имени Любовь.
(с-к трех авторов, «Кони небесные», СПб, 2003)
Я
***
Я вернулся! Сбылись пророчества
Вешних криков горластых грачей!
В край, где дали мне имя-отчество…
Здравствуй, вечный Коровий Ручей.
Испеку на воде плоским камушком
Десять блинчиков на показ.
Пусть годков серебренных добавилось,
Но силенок еще не растряс.
Заполошная птица в полуночи
Нервно вскрикнет: «Ты чей! Ты чей!»
Я отвечу: «Не бойся, тутошный!
Из деревни Коровий Ручей!»
Сухогруз на реке загукает,
Подтверждая мои слова:
- Как же, помню, всегда при удочках
был заглавный сорвиголова!
А по бровкам, канавам, на займищах
Перекличка квакуш все звончей:
-Внук Степана приехал давеча
навестить свой Коровий Ручей!
На Печору дурманом черемухи
Наплывает багрянец-туман.
Я блуждаю по тропкам отроческим
Пряных игрищ вдыхая дурман.
Междузорье былинного таинства
Сохрани от речей, от вещей!
Береги мое детство, пожалуйста,
Деревушка Коровий Ручей!
***
Я видел в зеркале
огонь, кирпичную стену.
Казалось мне, что за спиной
весь мир идет ко дну.
Мглу разрывал сухотный хрип
и чей-то кашель-стон.
Зеркальным оком из глубин
глядел холеный..."он".
Ползла поземкою огня
шипящая смола,
ловила за ноги меня
удавка - кабала.
Но храм познания вины
построил мой народ,
к нему со всех сторон страны
начался крестный ход.
И задрожал горящий змий,
и скрылся в безднах волн,
когда над весями Руси
начался перезвон.
Я видел: в зеркале судьбы
крошились кирпичи,
а с неба падали слова -
познания ключи.
(с-к трех авторов, «Кони небесные», СПб, 2003)
***
Я – внук Крылатой Серафимы*,
мне родом долг и честь даны
на сохранение страны
в бредовом гульбище рутины.
И дед мой – родовой помор,
врываясь ночью в полудремье,
зовет в наследные гнездовья,
страну полярных рек и гор.
Там забываются соблазны,
там лечатся рубцы души,
там не бесчинствуют гроши,
народ живет без мысли праздной.
И если рушу я обет,
тону в рутинной слизкой тине,
спешит на помощь Серафима,
приходит в сон упрямый дед.
* - писатель В. Личутин написал повесть «Крылатая Серафима» и посвятил ее Раисе Ивановне Журавлевой – моей северной бабушке, учительнице, всю жизнь служившей сохранению страны.