Моя жизнь среди коров

Пока я жил среди домашних коров, меня считали одичалой коровой и

наказывали двойными коровьими карами, как если бы я был упрямой коровой. На

ночь нас запирали в скотном дворе, чтобы коровам не удалось разбежаться, но

коровы-то не люди, а домашний скот и к тому же гораздо сильнее людей, и они

бодали меня под бока или лягали костяными копытами, так что я часто падал на

землю, думая, что меня непременно убьют или, еще хуже, продадут мяснику и он

забьет меня как корову на мясо. А коровы копытили меня и лягали, чтобы я

поступал ло коровьим обычаям. Они никогда не уставали жевать да еще и мычали

страшными голосами, а если ночью начинался дождь, то им это было в особое

развлечение, и они от радости взбрыкивали на месте или скакали взад-вперед

по двору, потому что он был огороженный, но без крыши.

А утром пастух из Скотоводческих духов выгонял нас всех на дикое

пастбище, и коровы тотчас же по нему разбредались и жадно жевали на

солнцепеке траву, а я валился под солнцем на землю, потому что был

превращенной коровой и не мог, как они, питаться травой. Хорошо, что хоть по

дороге на дикое пастбище мы переходили вброд ручеек, и я пил воду для

утоления жажды -- утром, и вечером -- вместо еды. Я не мог объяснить

Скотоводческим духам, что я не корова, а попросту превращенный, но всячески

показывал, что я человек-- особенно когда они жарили яме,-- подходил и

слизывал упавшие крошки, если духи нечаянно их роняли, а когда они начинали

какой-нибудь спор, то я кивал или качал головой, чтобы они видели, кто из

них прав.

Но едва они заметили, что я слизываю крошки, а если нет крошек, то лежу

на траве или стою у костра с указаньями, кто из них прав, а кто ошибается,

как начали гонять меня кнутами вдоль пастбища, будто одичалую корову из

чащи, и мне было некуда деться от их кнутов, но вести себя по-коровьи я все

равно был не в силах. А пастухи хотели, чтоб я вел себя по-коровьи--может,

кнутами они меня образумят и я примусь пастись, как корова,--но, увидев, что

я и под кнутами не образумился, они решили, что я заболел.

На третий день после этого решения они повели меня продавать на базар,

где до самого вечера никто меня не купил, а поэтому нам пришлось

возвращаться обратно. Дня через два мы опять пошли на базар, IHO окрестные

мясники раскупили всех коров, а я опять остался некупленный, и все говорили

Скотоводческим духам, что если -они снова погонят меня домой, то пусть

убивают как можно скорей, чтобы я не умер сам по себе. Мясники считали, что

мне долго не протянуть--я ведь не мог вести себя по-коровьи и был худой как

скелет от голода и свирепого обращенья со мной как с коровой, которая

упрямится из-за временной дикости, потому что недавно прибежала из чащи. В

этот раз на обратном пути, когда никто меня опять не купил, а базар закрылся

по позднему времени, Скотоводческие духи злобно меня ругали и безжалостно

били до самого дома. Они меня били и рассуждали в уме, что если я и в третий

раз останусь нег.роданный, то они убьют меня на мясо, .или съедение, потому

что я был им без всякого проку. Но когда мы явились в третий раз на базар,

меня наконец купила старушка-- к двум часам по дневному времени. А купила

она меня, потому что ее дочь нежданно ослепла много лет назад, и, когда она

обратилась к местному прорицателю, тот ей сказал, что пусть пойдет на базар,

купит у скотоводов на базаре корову и убьет ее в жертву их городскому

богу--тогда ее дочь обязательно прозреет. Как только эта старушка услышала

про корову, она немедленно отправилась на базар, купила задешево худую

корову и привела в свой город для жертвы богу. (А эта худая корова был я.)

Она привязала меня к столбу перед домом, но столб, к которому она меня

привязала, стоял под безжалостным полуденным солнцем, или совершенно

открытый небу. Она меня привязала и ушла в свой дом, а минут через тридцать

вынесла ямсу, и я наелся до полного удовольствия, потому что это был

поджаренный яме. Но вечером она не увела меня в дом или какое-нибудь

безопасное место, и я остался под открытым небом на произвол погоды и

страшных существ, которые захотели бы на меня напасть. К восьми часам по

вечернему времени все в этом городе крепко уснули, а в десять хлынул

проливной дождь, и я стоял под дождем до утра, и меня всю ночь донимали

комары, каждый размером с огромную муху--такие водятся только в Лесу

Духов,-- а рук у меня не было, чтобы их отгонять, да еще и от ливня я

продрог до костей, и опять же не было у меня человеческих рук, чтобы

развести костер и согреться.

Поиск по сайту: