О покаянии и исповеди

В проповедях архимандрта Антонина содержится довольно цельный фрагмент, относящийся к условиям участия паломников в таинстве исповеди. Этот текст свидетельствует не только о требованиях, предъявлявшихся Русской Духовной Миссией к соблюдению паломниками богослужебных норм Русской Православной Церкви, но и отражает существовавшие в паломнической среде искушения и отклонения от такой практики.

Вот этот отрывок: «Разлученные по необходимости каждый с своим привычным духовником, вы можете встретить затруднение при выборе его здесь. Имея дело с тайником совести, открытым единому Богу, не дерзаем ни посоветывать, ни отсоветывать вам в этом случае, а только укажем на утвердившийся здесь порядок. Поклонники исповедуются обыкновенно или здесь, в церкви, у определенных на то духовников, или в городе — у кого кто хочет — невозбранно. Об одном мы при этом просим вас, — чтобы где кто исповедывался, там и причащался Святых Таин, или, если пожелает приобщиться здесь, то доставлял нам уверительную записку о своей исповеди от духовника. Этого требует порядок дел наших. Что еще? Излишне напоминать вам при сем, что всякое разрешение духовническое, — от кого бы оно ни исходило, от простого ли иерея, или от самого высшего из святителей, — имеет совершенно одинаковую силу, а равно и то, что не может быть препятствием, равно и побуждением к выбору духовника ни его возраст, ни степень образования, ни жизнь, ни нрав, ни род и племя, наконец. Достаточно, чтобы он был законно поставлен, знал свое дело, учил и жил по духу и уставам православной Церкви и разумел беседу исповедывающегося. Вот и все, что долг звания нашего заставляет нас сказать вам в настоящие минуты!..

Не знаю, как кто назовет хоть следующее рассуждение человека, идущего на исповедь: «Покаяться необходимо нужно. Но каяться перед тем, с кем встречаешься ежедневно, неловко. Сделаю так: найду духовника, который меня вовсе не знает и после исповеди никогда не увидит». Что примечается в подобном рассуждении? Не похоже ли оно на противозаконную сделку с совестию? В нем как бы слышится из-за каждого слова вот какая мысль: «Исповедаюсь, но не покаюсь». Бывает и иначе. Желающий покаяться рассуждает таким образом; «Исповедаться надобно. Но объяснить всего на духу невозможно. Что же сделать? Найду духовника какого-нибудь простенького, или недужного (например давно оглохшего), или чем-нибудь слишком занятого, или, еще лучше, известного своею рассеянностию и скорым исповедыванием, а еще и того лучше, — мало разумеющего мою речь…» Что сказать и об этом рассуждении? Оно похоже, кажется, уже на богопротивную сделку с самим Таинством, — все равно как бы кто так говорил: «Достану прощение, а не исповедуюсь». Вот как лукавствует иногда сердце! И горе тому, кто не ищет обличить его!..

Зная, с кем и для чего мы ведем беседу, мы не неуместным находим заметить, что иное дело сходить на дух, как мы выражаемся иногда, иное исповедаться и совсем иное покаяться… Пусть кто хочет размыслит о нашем различении вещей сходных; а мы повторим его кратце: 1) от своего отца идти к чужому значит, большею частию, лукавить; 2) достать разрешение грехов нельзя ни хищением, ни обманом, ни, так сказать, ненароком, как бы с ветру; 3) насколько кто раскаялся, настолько и оправдался пред Богом. Верьте сему! Бог поругаем не бывает, никакое лукавство не скроется от Него» (С. 16-17).

О грехах и страстях во время паломничества

Посещение Святой Земли и Святых мест само по себе не делает паломника другим, не освобождает его от страстей автоматически. Скорее именно тут его старые и закоренелые привычки, обычные и незаметные дома, вдруг обостряются и вырастают до размера греха. В этих пороках нет ничего нового, но на Святых местах они становятся нестерпимы. Человек может истово и горячо творить «поминутно крестное знамение, ставить свечки перед каждою святою иконою, кланяться всякому священному месту и лицу, ходить непременно ко всем и всяким службам Божиим, проводить по 40 ночей у Гроба Господня, и многое другое...», но «все это теряет цену, если, например, на тысячу крестных знамений окажется хотя один жестокий толчок, данный тою же крестящеюся рукою соседу, который занял в церкви наше место, или перебил нам дорогу к Святому Причастию, или к подножию Креста Христова. Вот лик святой иконы сияет от нашей свечки, а на душе нашей, может быть, темно от вражды к ближнему, с которым живем в одних стенах, под одним сводом и несли один крест поклонничества. Что, если, не пропуская ни одной службы Божией, но также не пропускаем и ни одного случая послужить врагу Божию злословием, пустословием и другими многими исчадиями богопротивного языковредия? Что, если 40 ночей бодрствуем у Гроба Господня, а 40 дней спим глубоким сном беспробудного самолюбия? А это ли одно? Не разносятся ли зачастую печальные слухи, что там или здесь случилась между поклонниками пропажа вещей и денег, что того или другого богомольца подняли на улице, среди посмеивающейся толпы, бесчувственно пьяного, что тот благочестивец подрался, а этот «убогий калека» за буйство посажен под замок, — и Бог весть, что еще! Думать ли, что подобного рода люди сегодня искренно и прочно покаются? Дай Бог! …» (С. 18-19). «Что это за явления, встречаемые зачастую на стогнах Святого Града и в пределех его? – вновь обращается отец Антонин к паломникам. Что они знаменуют собою? Во всяком случае, — не подобие Мелхиседека — Xристова подобия!» (С. 39).

Суеверие, гордыня, гнев, ложь, пьянство, воровство, даже блуд не были редкостью в паломнической среде. Эти и многие другие человеческие пороки порождались чувством непривычной для простого русского человека свободы от домашней, общественной и административной опеки, которой он был постоянно окружен дома, в России. С болью, вырвалась как-то у архимандрита Антонина фраза: «О Русь…держать бы тебя где-нибудь дома в чулане и не показывать никому!»[16] Но посадить Русь в чулан было невозможно. Она по прежнему с упорством стремилась на Святую Землю, ко Гробу Господню, во Святой Град Иерусалим. И поэтому вновь и вновь звучал со Святой Голгофы голос начальника Русской Духовной Миссии: «Воздохните из глубины души, воззовите из глубины сердца, безместное не мыслите, беззаконное не дейте, не досаждайте сосуду плоти вашей, не будьте высокоглаголиви и жестоки сердцем вотще и всуе, бойтеся ловления, трезвитеся, молитеся на всякий час Богу!» (С. 11).

Что выносит паломник из Святой Земли?

Возвращение паломников на родину происходит также по благословению Божию, оно сопутствет и хранит их на обратоном пути «в чающие возврата вашего дома ваши» (С. 5). Они, вобрав в себя «врачующее и спасающее веяние Земли Обетованной» (С. 13), как наполненные сосуды несут в себе благодатные духовные дары Святой Земли, запасшись там «благоговением, богомыслием и тем ведением, которого ищет в христианах апостол» (С. 69).

Поклонник покидает Святую Землю преображенным, обновленным, наделенным духовным знанием. Его жизнь должна измениться, она просто не может остаться прежней. Но, чтобы все духовные посевы паломничества проросли и принесли плоды, отец Антонин заповедал «как свои пять пальцев крестотворных» сохранять и соблюдать пять заветов Святой Голгофы, заветов совершившегося обновления паломника: 1) — упражнять чело свое в неленостном богомыслии о Христе распятом, 2) — преклоняться им, рабски смиренно, безропотно и непостыдно перед волею Божией, 3) — не напрягать его к отыскиванию какого-нибудь, как бы привилегированного, на земле места явления силы Божией, 4) — не опускать его малодушно и безнадежно, при изучении судеб Божиих, 5) — не поднимать его бесстрашно в лицо Божественной Истине. (С. 74).

Поиск по сайту: